Пещера Лейхтвейса. Том второй

Редер В.

И Гаральд Кнут быстро пошел к берегу моря, тогда как пастор, опустившись на колени там, где стоял, в полном отчаянии обратился к Богу с молитвой не слушать безбожных слов рыбака и не ниспослать наказания за это ни ему, ни всему острову, который принужден называть его своим сыном.

Гаральд Кнут, между тем, дошел до берега, где в это время разыгрывались трогательные сцены. Жены прощались с мужьями. Тут не было ни слез, ни вздохов. Женщины протягивали руки к грубым от работы рукам мужей: одного пожатия руки было достаточно этим людям, чтобы передать друг другу свои мысли. Мысли эти выражались в словах, которые были лишены всяких сентиментальностей и говорили только: «Вернись благополучно и привези богатый улов».

А между тем женщины эти хорошо знали, что мужья их отправлялись в такое опасное предприятие, которое немногим уступало войне. Сколько было на острове вдов, мужья которых спали вечным сном в морской глубине. Многие уходили, чтоб никогда больше не вернуться. Никогда и никто не узнал, каким образом и где они погибли. Рыбачьи лодки строятся очень легко и, когда шторм застигает их в море, то в большинстве случаев для них нет другого спасения, кроме надежды на Бога; только он может своей всемогущей рукой вернуть погибающих к их семействам.

Гаральд Кнут стоял один. У него не было никого, с кем проститься. На этот раз он даже всех своих людей отослал вперед, решив последовать за ними одному, без экипажа. Он вскочил в лодку. Удар топора — и быстро, как молния, полетела по морю лодка, в парусах которой стонал и свистел ветер. Рыбаки всегда старались держаться как можно ближе один к другому на своих лодках, чтобы, в случае чего, иметь возможность помочь друг другу. Гаральд Кнут также старался как можно скорее догнать свои шесть лодок, паруса которых он различал по черному кресту, нарисованному на них.

Ветер дул порывами, но погода была хорошая. Море блестело, как зеркало, и Гаральду Кнуту было нетрудно управлять своим судном. Он мог спокойно довериться волнам и ему приходилось только одной рукой держать руль, чтоб давать правильное направление ладье; остальное было делом ветра и волн. Так сидел он неподвижно на руле, вглядываясь в морскую глубину. Он старался приподнять темно-голубую завесу, которая скрывала от него тайну дна морского. На его бледном лице не дрожал ни один мускул, оно было похоже на мраморное изваяние.

— Сбудется ли мой сон? — шептали губы этого странного человека. — Сон, который снился мне почти всю ночь? Отдаст ли мне море сегодня клад, который бережет для меня? Ах, это был странный и мучительный сон. Мне снилось, будто я добрался до глубины Друидовой пещеры, что волны меня обхватили и втянули в глубину; я думал, что задохнусь, не будучи в состоянии дышать. Я опускался все ниже и ниже и, наконец, почувствовал под ногами твердое дно. Надо мной двигалась водяная масса, отрезав меня от мира живущих. И тем не менее я видел, слышал, чувствовал, думал и двигался: на глубине морской я не переставал существовать.

Передо мной виднелись нагоняющие ужас страшные пропасти; невообразимые мрачные скалы возвышались вокруг меня; я блуждал в подводном горном царстве таких гигантских размеров, с такими страшными ущельями, которые человеческий ум не может себе даже представить. Каких только существ не видел я в этих глубоких оврагах и расселинах громадных скал? Кто были эти страшные создания, животные или растения, я никак не мог определять. Гигантские спруты, протягивавшие ко мне свои щупальца, таращили на меня огромные глазища; появлялась меч-рыба, готовая, казалось, пронзить меня своим острым мечом; страшные акулы разевали передо мной свои отвратительные пасти и показывали свои острые зубы. Устрицы величиною с дом хлопали своими ракушками, как бы пытаясь проглотить меня; морские змеи извивались в тине под моими ногами. Каким-то чудом я избежал всех этих опасностей. Какая-то невидимая сила, казалось, защищала меня.

Вдруг моя нога наступила на что-то твердое; новое препятствие лежало поперек моей дороги, проходившей в этом месте между двумя коралловыми рифами. Когда я нагнулся, чтобы посмотреть, в чем дело, то невольно с криком ужаса отскочил назад: передо мной стоял гроб. Да, это был гроб, может быть, спущенный каким-нибудь проходившим судном, а может быть, он еще в далекие времена был брошен сюда, чтобы скрыть страшное преступление, чтобы укрыть в этой темной глубине того, кто на земле стоял кому-нибудь поперек дороги. И пока я, страшно взволнованный, с поднявшимися дыбом волосами, с холодным потом на лбу, дрожа, стоял перед ним, внезапно открылась его крышка и медленно, очень медленно из него поднялась человеческая фигура.

Это была женщина, молодая и прекрасная, такой поразительной красоты, какой мне еще никогда не случалось видеть. Она протянула мне руки и взглянула на меня своими чудными голубыми и беспредельно глубокими, как море, глазами. Сам того не желая, я нагнулся к морской деве и прижал свои губы к ее. Ах, с этим поцелуем в меня внезапно проникла какая-то новая, чудная жизнь. Мне казалось, что кровь моя лишилась всей своей теплоты и холодной, смертельно холодной струей потекла по моим жилам.

— Теперь ты мой! — воскликнула чудная морская дева. — Ты мой возлюбленный и будешь вечно жить со мной на дне морском; пойдем, я уведу тебя из этих мрачных мест в замок, сооруженный из кораллов и жемчуга; там ты найдешь в миллион раз больше сокровищ, чем твое ненасытное сердце может жаждать на земле.

Но прежде ты поклянись, что никогда не будешь стремиться вернуться к людям. Только в Пасхальную ночь ты можешь подняться на поверхность; только в эту ночь ты можешь выйти на твой родной остров, но наутро должен снова вернуться ко мне. Клянись, что на этих условиях ты согласен остаться со мной!

Ужас оттолкнул меня от этой прелестной женщины, и, вырвавшись из ее объятий, я воскликнул:

— Ты принадлежишь аду, женщина, ты хочешь похитить мою душу. Нет, нет, я не поклянусь тебе…

Тогда надо мной раздался страшный удар грома, морские скалы зашатались, пропасти внезапно осветились сверкающей молнией, и тысячи отвратительных чудовищ, которых я только что видел, бросились на меня; но тотчас же страшный вихрь подхватил меня и поднял на поверхность моря.

В эту минуту я проснулся. Благодарение Богу! Это был только сон. Но в то же мгновение, как я начал сознавать, что все эти ужасы были только сном, в моем сердце снова поднялось болезненное, страстное желание, с которым я не могу совладать, узнать, что скрывается под этими зелено-голубыми волнами. В особенности мне было досадно, что я не дал морской деве просимую ею клятву.

Так говорил сам с собой Гаральд Кнут, сидя неподвижно на руле, когда сильный толчок вывел его из задумчивости. Снасти его судна трещали, и усилившийся ветер рвал паруса. Издали с севера несся по Немецкому морю сильный вихрь. Рыбак вскочил и, пока сильными руками, со всем напряжением своих железных мускулов свертывал и укреплял паруса, только одно слово глухо сорвалось с его уст: