Пещера мечты. Пещера судьбы
Шрифт:
И если бы только на темы фаллосов. Отрицательные, так сказать, формы рельефа, в этом зале наводят на совершенно аналогичные размышления и ассоциации. С поправкой на другой пол. И исполнено все с той же степенью гротескности и абстракции. Сроду не представлял, что такое распространенное в анекдотах и поговорках понятие, как п…а с зубами, может существовать в реальности. Причем когда и она, и зубы изваяны исключительно натурально, но — такого размера, что бегемоту впору. Как говорится, каждый понимает все в меру собственной испорченности. В этом зале данная теория совершенно не работает. Несмотря на сильные отступления от натурализма, никаких иных ассоциаций, кроме описанных, ни у кого не возникает. Мы даже специально ставили эксперименты, приводя туда новичков обоего пола, ни о чем их не предупреждая. И ловили большой кайф, наблюдая и слушая возникающие реакции,
Этого зала хватило лет на пять. Потом понемногу началось пресыщение. К тому же аппетиты наблюдателей были вполне удовлетворены, но фотографов — никак нет. То, что в натуре выглядело совершенно потрясающе, на снимках полностью терялось. Вероятно, это свойство всех авангардистских произведений искусства — невозможность даже частичного их восприятия по копиям. Да и физически зал с его небольшими объемами просто не позволял снять наиболее крупные и интересные элементы с достаточной глубиной резкости.
Так что следующая, еще более натуралистичная, версия, должна была появиться. Что и не замедлило произойти. И опять в Промежуточной, решившей переквалифицироваться с рассказов о животных на более человеческую тематику. И опять с глубоким символизмом.
Мы тогда исследовали район Зеленых Змиев, по своей минералогии самый интересный, необычный и непонятный в системе. Более или менее сразу стало ясно, что мы имеем дело с чем-то совершенно уникальным. Новые для пещеры минералы сыпались, как горох. И было ясно: нормально изучить, откуда они берутся, мы не сможем никогда — для того, чтобы в любом месте добраться до питающих трещин, пришлось бы снести огромное количество совершенно феноменальных красот. Рука на это не поднималась. Оставалось только строить всякие гипотетические модели, да и то они никак не хотели связываться воедино.
И пещера решила с присущим ей юмором в сочетании с наглядностью проиллюстрировать тот тезис, что хрен мы когда поймем Зеленых Змиев. Собрав самые экзотические из этих минералов воедино и вылепивши из них самый реалистичный фаллос, который мне когда-либо приходилось видеть в пещерах. Даже с рыжей шерстью на лобке, капелькой на кончике и лужицей внизу. И на этот раз — вполне поддающийся фотоаппарату. И даже, можно сказать, позирующий с удовольствием — сбоку как специально устроено сиденье для фотографа и полочка для раскладывания запасных пленок и объективов. А главное — отнесенный вбок от основных красот Зеленых Змиев. Видимо, специально, чтобы не смешивать ощущения.
Это чудо природы полностью затмило предыдущего кумира. В сравнении с творениями из Зала Сексуальных Кошмаров, оно воспринималось как вечные ценности, как картины старых мастеров. В моих последних экспедициях в Промежуточную не было никого, кто бы не совершил туда паломничества. И то, что для взгляда на эту единственную картину нужно пару часов ползти по весьма костоломным шкурникам, воспринималось совершенно как должное.
Как я уже отметил, самые похабные анекдоты матерных слов не содержат. В пещере мы имеем то же самое. Если формы натеков иногда оказываются даже чересчур реалистичными и откровенными, то это все равно еще цветочки — самые неприличные аналогии и аллегории возникают как раз там, где ни одного неприлично выглядящего натека нет и в помине.
Практически невозможно ни описать словами, ни передать на фотографии ту однозначность ассоциаций, которая возникает в большинстве вертикальных участков пещер. Иного определения, чем «половая щель», для многих узких колодцев придумать просто невозможно. Даже если иметь в виду только внешний вид. То, насколько их внутреннее устройство это впечатление дополняет, а еще в большей степени то, как спелеологу приходится приспосабливать всю свою собственную анатомию к анатомии данной конкретной щели, уподобляясь при этом понятно, чему, не поддается уже никаким описаниям. То есть, абсолютная физиология получается. Вплоть до того, что при застревании в подобной щели для самоподбадривания используется не традиционный многоэтажный мат, а именно строго научные анатомические термины. Описывающие каждый отдельно взятый мускул и каждую отдельно взятую кость данной щели вместе с предполагаемыми способами мимо них просочиться. И с комментариями, в каких частях оной щели расположить при этом собственные кости и мускулы. Особо узкие лазы не любят почтительно относиться к анатомии спелеолога. Ситуация, когда в некоторый шкурник вроде бы пролезается, но при этом застревает левое яйцо, не есть анекдот, а самая что ни на есть суровая реальность. И гораздо более часто возникающая, чем можно было бы предположить. Это в принципе мало понятно. Теоретически, у человека есть три ограничивающих пролезаемость элемента — череп, грудная клетка и тазовые кости. Все остальное есть мягкие вещи, которые могут упаковываться и перетекать. И если вы лезете в очко, длиной в несколько сантиметров, или в ровную узкую щель, так оно и есть. Рекордсмены среди спелеологов могут пролезть в короткие дырки невероятно малых размеров. Евгений Стародубов, к примеру, при мне пролезал в прямоугольную дыру размером семнадцать на тридцать сантиметров. Но если это — шкурник, имеющий ненулевую длину, да еще и изогнутый — расклад совсем иной. Длинные кости рук и ног вписываются в повороты, как правило, в единственном положении, причем обычно самом неудобном. Когда в миллиметры, оставшиеся свободными, мягкие ткани уже не пропихиваются. Может застрять все, что угодно, вплоть до уха или нижней губы.
Непристойное поведение пещеры совсем не обязательно имеет именно сексуальный характер. Пещеры на выдумки богаты и могут предложить самые разнообразные варианты. Тот колодец, который приходится проползать в Ходжаанкамаре для попадания в нижнюю галерею коротким путем, никаких непосредственно похабных ассоциаций вызвать не может. Ну что может быть особо похабного в унитазе? А именно этот сантехнический шедевр и смоделирован во всех подробностях, разве что в чуть увеличенном масштабе. Ровно настолько, чтобы быть проходимым, но не настолько, чтобы выглядеть проходимым. И полез в него Володя Шандер только из принципа, безо всякой надежды в самом деле пролезть. Что и добавило ситуации пикантности, до чрезвычайности оживив в памяти геройский подвиг просочившегося в канализацию майора Пронина. Особенно — по бессмысленности. Потому что Володя, промучившийся два часа в потрохах этого унитаза и выпавший в магистральный канализационный стояк, оказался под потолком главной галереи нижнего этажа, в которой прямо под ним сидела и пила чай группа топосъемки. А забавно. Что просочиться в унитаз можно единственным способом — находясь спиной к бачку, вставить ноги в сифон, постепенно их выгибая назад до упора, потом в этой позе провернуться вокруг собственной оси и продолжить движение, лежа на спине. Так что не только знание анатомии, но и знание сантехники может оказаться вполне полезным.
Вообще понятия, связанные со всякой канализацией и ее наполнением, существенно чаще встречаются в спелеологическом обиходе, чем вариации на сексуальные темы. Даже в шестидесятые годы, когда всячески блюлась чистота русского языка и любой физиологизм был апокрифом, в любой спелеологической книге можно было встретить живописание, почему одна из галерей Красной Пещеры в Крыму называется Клоакой, а также почему одна из интереснейших Хайдарканских пещер называется просто и незатейливо Жопой. Потому что другого не дано. Нельзя в анатомии обойти скользкие темы.
А в канализационной тематике все это еще и вдвойне актуально, потому что происходит одновременное воздействие на гораздо большее количество органов чувств. Если пещера даже в строго научном смысле является в некотором роде канализационной системой для некоторого карстового района, то вполне понятно, какая роль отводится полужидкой глине, заливающей чуть ли не половину галерей. Особенно учитывая, что природный продукт к ней часто тоже добавлен. Летучие мыши — они твари прожорливые, и если их много, то на полу может быть до нескольких метров никакого не символического, а вполне настоящего гуано. Которому тот же Норбер Кастере разок долго воспевал славу после того, как сверзился вниз головой с пятиметрового уступа. Оставшись в живых только потому, что вместо камней попал в кучу оного гуано и воткнулся вполне по пояс.
Последний, и, пожалуй, наиболее важный штрих — это то, что во взаимоотношениях с пещерой ну просто никак нельзя обойтись без такого приспособления, как презерватив. Опять же, как в переносном, так и в самом прямом смысле.
Масштабы закупок спелеологами презервативов в аптеках повергают продавцов в изумление. Оговорюсь — повергали. Сейчас они стали слишком дороги, и в большинстве случаев приходится использовать другие, гораздо менее удобные и надежные, средства типа полиэтиленовой пленки.