Пещерный лев (Сборник)
Шрифт:
Нон старался не думать об этом. Желание победить в предстоящих состязаниях вытеснило все остальное. Несмотря на холодную погоду, молодые люди сняли одежду. Они натерли тело жиром и стали упражняться в борьбе. Высокие, гибкие и сильные — они старались повалить друг друга, ловко увертываясь от подставленной ноги противника или удара. Когда они обхватывали друг друга, слышно было, как хрустят их кости; обычно оба борца падали на траву, и борьба продолжалась до тех пор, пока одному из них не удавалось подмять под себя другого.
Девушки и женщины не присутствовали на этих играх, но старики были тут; они давали советы борцам и поощряли их криками.
Потом начались состязания
Они бежали парами, пробегая десять раз подряд расстояние в двести шагов, отмеренное между двумя деревьями; с выпяченной грудью, закинув голову назад и выставив вперед подбородок, с подтянутым животом, на длинных ногах — они, казалось, едва касались земли. Иногда внезапный дождь орошал их разгоряченные тела; тогда они блестели и от них шел пар.
Нон бегал очень хорошо, а на расстоянии ста пятидесяти шагов оказался самым быстрым, и это была для него самая желанная победа.
Юноши упражнялись также в стрельбе из лука и метании копья. Наконечники копий и стрел были вырезаны из оленьих рогов. Хороший охотник попадал копьем в цель на расстоянии пятидесяти шагов. Ничего не было красивее движения юноши, бросающего копье. Упираясь в землю выставленной вперед ногой, он делал мощное движение правой рукой, весь устремляясь вперед, как бы вслед копью, и застывал в этой позе, а копье летело, рассекая воздух, и с треском вонзалось в ствол дерева.
Но вот игры окончены. Молодые люди погружают свои разгоряченные тела в холодные воды реки, потом, накинув одежды, возвращаются в свои жилища, и тут начинаются бесконечные разговоры о различных пережитых приключениях и будущих охотах.
Нон любил по вечерам беседовать с опытными мужами и мудрыми старцами и задавать им вопросы.
Ведь земля наверно еще не кончается в четырех днях ходьбы от их жилища? А что там, дальше, куда не проникает взгляд?
И старики рассказывали: к северу до самого позднего лета земля покрыта льдом, и там водятся только белые медведи; на востоке подымаются высокие горы, и их снежные вершины упираются прямо в небо; на юге же в десяти днях ходьбы простирается вода, и тянется она далеко-далеко, а там за ней есть еще страны, и в них, вероятно, тоже живут люди и звери. Только торговцы могли проникать в эти края, потому что они в дружбе с охраняющими их духами. Там вечное лето, и люди питаются только растениями… И тут вспоминали старцы далекие предания: когда-то на земле царила простота во всем; люди никого не убивали и ели только плоды и то, что давала земля; и жили они в мире со своими братьями-животными; но с тех пор все изменилось, пролились реки крови, и навсегда люди и звери стали врагами.
У Нона были друзья старше его по возрасту, с которыми он охотно проводил время. Двое из них умели изображать — на стенах хижин и пещер, на пластинках из рогов оленей и клыков мамонта — животных, населявших страну. Как живые, стояли они перед изумленным Ноном. И казалось, звери живут двойной жизнью: одна жизнь — там, на свободе, в лесу, а другая — здесь, пригвожденная волшебной силой к камню, из которого извлекла ее ловкая рука художника.
И Нон старался подражать своим товарищам.
Нон старался изобразить все, что он видел и наблюдал. Под его руками оживали образы зверей. Вот бык на лугу; испуганный внезапным шорохом, он поднял голову, задрал хвост и вытянул спину: сейчас он ринется на врага или бросится бежать.
Или вот — раненый бизон; он лежит на траве; он страдает; он ревет; с трудом старается он повернуть голову назад, чтоб достать зияющую на спине рану и лизнуть ее языком. И Нон счастлив своим умением и мечтает о том времени, когда он узнает все волшебные формулы и заклятья, необходимые для успешной охоты… А это будет не скоро, — на празднике посвящения в священном гроте.
Но вот солнце пригрело по-настоящему. Склоны холмов покрылись фиалками и анемонами. Почки начали лопаться на деревьях. Реки выступили из берегов, и земля дышала теплом и изобилием…
Ма, сестра Нона, лежала на золе у входа в хижину и мечтала. Теплый ветер усыплял ее. Ей едва исполнилось пятнадцать лет, но это была уже вполне развившаяся девушка. Правильными и красивыми чертами лица она напоминала своего брата, только они были мельче и нежнее, чем у Нона. Брови сходились над глазами цвета весенней листвы; длинные каштановые волосы прядями спадали на загорелые плечи.
Дома было много работы: нужно было очищать и обрабатывать меха так, чтобы звериные шкуры приобрели нужную мягкость, нужно было поддерживать огонь и жарить на раскаленных камнях мясо, приправленное пахучими кореньями, собранными еще осенью; нужно было чинить платье… Мало ли работы! Но Ма, охваченная сладкой истомой весеннего тепла, лежала неподвижно. Мать часто бранила ее и нередко награждала шлепками, но Ма принимала их равнодушно, как должное.
Бахили не была щедра на нежности. Это была высокая, сильная женщина с добрым выражением лица и глаз. Всегда деятельная, всегда в хлопотах по хозяйству, она почти никогда не покидала лагеря. И насколько молчалив был Тимаки, настолько болтлива была Бахили.
В течение всего дня она не молчала ни минуты. Ее не смущало отсутствие слушателей, она громким голосом продолжала разговаривать сама с собой. Она любила всякие поговорки, которые сама придумывала: «сырой мох для подстилки плох» или «язык ранит тяжелее копья».
Когда Ma ленилась, Бахили говорила ей: «Старые женщины спешат жить, молодые девушки — грезят». А когда Тимаки шел на охоту, она напутствовала его, чтобы побудить скорей вернуться домой: «Что вне дома съешь, не пойдет на пользу».
Ма, подталкиваемая матерью, принялась за работу, но мысли ее были далеко. Из разговоров с Ноном, с которым она была очень дружна, Ма многое узнала. Она мечтала попасть куда-нибудь в далекие южные страны, о которых он ей рассказывал со слов стариков и которые она часто видела во сне… Ей грезилось горячее солнце и деревья, отягченные плодами, и юноша, который подходит к ней и заключает ее в свои объятия… Увидит ли она когда-нибудь эти страны наяву? Уйдет ли она от этой однообразной жизни, и кто поведет ее к неизведанному?