Пещеры тысячи будд
Шрифт:
Перед рассветом Синдэ вновь проснулся. На этот раз его разбудили крики и ржание лошадей. Он опять вышел на улицу. Небо медленно светлело. Мимо тянулись бесконечные вереницы беженцев: женщины, дети, старики. Похоже, здесь эвакуация проходила организованно. После этого Синдэ вставал лишь для того, чтобы утолить голод. С каждым часом смятение в городе усиливалось, но Синдэ уже привык к шуму и спал беспробудным сном.
Вечером следующего дня он наконец открыл глаза и почувствовал себя совершенно отдохнувшим. Его соратники, сладко зевая и потягиваясь, потихоньку выходили в город, хотя никто не получил такого приказа и можно было поспать еще. Вскоре на площади вокруг костров собралось около тысячи солдат. Появился Чжу Ванли.
– Выспался? – спросил полководец, отыскав в толпе Синдэ.
– Даже если б и захотел, не смог бы больше спать!
– Пусть остальные поспят еще одну ночь. На рассвете собери их здесь.
Окинув взглядом площадь, Чжу Ванли вернулся к себе, а Синдэ подошел к ближайшему костру. Он думал, там сидят воины, но это оказались люди из каравана Вэйци Гуана. Сам Гуан тоже был среди них. При виде Синдэ он поднялся и кивком пригласил его следовать за собой.
Когда они отошли от огня, купец заговорил:
– Я ищу тебя со вчерашнего дня. Ты намерен погибнуть в битве или уцелеть?
– Я не думал об этом и чувствую себя так же, как перед любым другим сражением. Не знаю, что приготовила для меня судьба. Умирать мне не хочется, но и особого желания жить нет. Будь что будет.
Синдэ сказал правду. Он понимал, что воины Чжу Ванли и Цао Сяньшуня не смогут долго сдерживать натиск тангутов, – если им удастся выстоять один или два дня, это уже будет подвиг. По всей вероятности, Шачжоу, как и Гуачжоу, сгорит дотла, большинство солдат и жителей погибнут. А пленных, коли их не убьют сразу, впереди ждут только страдания.
Внезапно он вспомнил обнаженную тангутку, которую хотели продать по частям на базаре Бяньляна много лет назад. При мысли о ее поведении перед лицом смерти сердце Синдэ наполнилось отвагой.
– Стало быть, твоя жизнь в руках судьбы? – прищурился Гуан. – Тогда отдай ожерелье мне на хранение. Если выживешь, оно спасет тебя от нужды, если погибнешь, будет потеряно навсегда. К тому же опасно брать его с собой на поле битвы – не ровен час, уронишь. За стенами Шачжоу, который не сегодня завтра обратится в прах, сплошная пустыня. С востока идут тангуты, с запада – мусульмане. – Он говорил, вопреки обыкновению, спокойно. В сумерках его бесстрастное лицо показалось Синдэ высеченным из ледяной глыбы. – Ты видел, что творится в городе? – продолжал купец. – Увлекательное зрелище. Никто не знает, что делать. Все сошли с ума. Самые смелые погрузили свои пожитки на верблюдов и лошадей и дали деру, но скоро они потеряют все. Еще до появления мусульман племена аша и лун, которые поджидают в пустыне, нападут на них. Ни у кого нет ни малейшего шанса спастись, даже у нас. Разбойники заберут животных и скарб, разденут людей догола, а потом бросят подыхать в пустыне! – Гуан понизил голос: – Но, несмотря ни на что, я знаю, как быть. Есть место, где можно спрятать сокровища. Не важно, придут мусульмане или тангуты, этому месту ничто не грозит. – Купец молча наблюдал за Синдэ, словно ожидая его ответа. Но Синдэ молчал, и Гуан снова заговорил: – Ну что? Я возьму твое ожерелье на хранение. Не бойся, себе не присвою – если выживешь, верну в целости и сохранности. Давай его сюда!
У Синдэ не было никакого желания отдавать Гуану ожерелье. Гуан заметил это и совершенно другим тоном произнес:
– Я могу сказать тебе, где спрячу ожерелье. Ты ведь согласишься, если сам будешь присутствовать при том, как я замурую его в тайнике вместе со своими драгоценностями?
– Замуруешь?
– Да. Я схороню все сокровища в надежном месте и не прикоснусь к ним, пока не кончится война.
– И где же будет тайник?
– Узнаешь, когда отдашь ожерелье. Кроме меня, об этом месте никому не известно, и, даже если весь Шачжоу превратится в поле боя, ожерелье там будет в безопасности. Не важно, сколько лет продлится война, никто его не тронет. Вот что это за место! – Очевидно, Гуан понял, что и так уже зашел в разговоре слишком далеко, поэтому можно рассказать Синдэ еще кое-что. – Прошлой ночью мои люди начали готовить для захоронения ценностей огромную пещеру. Я сказал семье Цао, что с радостью спрячу и их сокровища. Они не доверяют мне и отказались, но в конце концов сами будут молить меня о помощи. Мы выходим завтра на рассвете, и, возможно, к этому времени они передумают. Ты тоже подумай. Если не изменишь решения – считай, что сам упустил свою удачу. – На этом, даже не попрощавшись, Гуан вернулся к своим людям.
Слова о тайнике произвели странное впечатление на Синдэ. Он сомневался, что укромное местечко существует на самом деле, при этом внезапно ему страстно захотелось узнать, где оно, появилось ощущение, что тайник может ему когда-нибудь пригодиться для чего-то очень важного… Но для чего? Синдэ вздохнул. Он понимал, что Гуан намерен воспользоваться всеобщим смятением и завладеть чужим добром. Очевидно, купец искренне верил, что его минует судьба, уготованная шачжоуским ханьцам, и что, даже если все погибнут, он один выживет. Хозяева не вернутся за своими вещами, и он станет обладателем целого состояния… Удивительный человек! Не боится ни шальных стрел, ни разбойников, ни плена! Синдэ неожиданно проникся симпатией к этому дерзкому негодяю. И принял решение.
Он приблизился к костру и сделал знак Гуану. Купец сразу вскочил, подошел к нему и победоносно осклабился:
– Ну что? Поразмыслил? Лучше ведь оставить ожерелье у меня, да?
– Да, я отдам тебе ожерелье. С одним условием. Ты покажешь мне тайник.
– Можешь пойти со мной завтра. Будь здесь на рассвете. – Гуан немного помолчал и снова заговорил: – Ну вот что. Я скажу, где находится тайник, потому что доверяю тебе, но больше никому ни слова. Если правда выйдет наружу, я буду знать, что ты проболтался. Близ Шачжоу, в горах Минша, есть Пещеры тысячи будд, я нашел там несколько пустых гротов – идеальное укрытие для клада. – Молодой купец с вызовом уставился на Синдэ и продолжил: – Скорее всего, тангуты там ничего не тронут. Юань-хао как-никак буддист – он не позволит разорить пещеры. В некоторых из них, кстати, есть заброшенные ходы – кто-то хотел прорубить новые гроты, да так и не довел дело до конца. Мы положим в них сокровища и замуруем. Даже если придут мусульмане и опустошат Пещеры тысячи будд, вряд ли они обнаружат эти отверстия. Да и вообще, мусульмане стараются держаться подальше от буддийских святынь – не оскверняют чужую веру. Сомневаюсь, что они устроят там жилища для своих воинов или конюшни. Впрочем, нашему тайнику и в этом случае ничто не угрожает.
Синдэ уже слышал о Пещерах тысячи будд в горах Минша – молва о них докатилась и до его родной провинции Хунань.
Горы Минша высились неподалеку от Шачжоу. Подножие восточных склонов было изрыто рукотворными гротами, в каждом находились великолепные настенные росписи и статуи Будды. Неведомо, кто начал высекать в камне эти пещеры, дабы увековечить Мудрость Учителя, но в народе говорили, будто их втайне расширяют и украшают последователи Шакьямуни с древнейших времен и по сей день.
Разумеется, Синдэ никогда не видел Пещер тысячи будд и мог судить о них лишь по отрывочным описаниям в книгах, однако все знали, что это одна из самых известных буддийских святынь в приграничных землях. Еще он вспомнил, что в ту ночь, когда они встретились с Гуаном в Гуачжоу, тот обмолвился о своем дедушке по материнской линии, который обустроил в горах Минша несколько гротов. Вероятно, именно поэтому Гуан и решил спрятать сокровища в Пещерах тысячи будд.
– Сколько отсюда до склонов Минша? – спросил Синдэ.
– Всего пять ли. Ежели хорошенько пришпорим лошадей, поспеем за час.
– Стало быть, договорились. Завтра на рассвете я приду на стоянку твоего каравана.
– Не забудь ожерелье, – напомнил Гуан.
Синдэ не хотелось возвращаться в тесную храмовую каморку, и, расставшись с купцом, он прогулялся по Шачжоу, который вскоре должен был исчезнуть с лица земли.
Город кишел перепуганными беженцами, тянувшими за собой лошадей и верблюдов с поклажей. Шачжоу отличался от других укрепленных поселений, которые Синдэ видел в западных областях: здесь были широкие улицы, обсаженные раскидистыми деревьями, на площади – старые, внушительного вида торговые заведения и харчевни. Синдэ покинул базарный квартал и оказался в жилых районах с рядами больших домов за глинобитными стенами. Там тоже царила паника, на улицах было не протолкнуться, но люди вели себя чуть спокойнее. Время от времени гомон стихал и воцарялось гнетущее молчание. На небе появилась кроваво-красная луна.
Синдэ отправился в квартал, застроенный храмами. Они были намного больше тех, в восточной части города, где Цао Сяньшунь разместил воинов Чжу Ванли. Как и следовало ожидать, здесь было тихо, монахи хранили душевное равновесие, и шум сборов не достигал улиц.
Синдэ забрел на территорию огромного монастыря – храма Великого облака. Справа от ворот высилась многоярусная пагода, ровнехонько над шпилем которой висел алый диск луны. Мрачные тени пагоды и других зданий ложились на почти невидимую в ночном сумраке землю. Ни шороха, ни человеческого голоса. Неужели монахи уже сбежали? Синдэ прошел в глубь монастыря и, увидев свет под изогнутой крышей, приблизился к низкому строению – похоже, это было хранилище священных книг. Входные двери оказались чуть приоткрытыми. Внутри горели свечи, на полу громоздились горы буддийских свитков, а среди них возвышались фигуры троих совсем юных монахов. Двое стояли, один присел, склонившись над книгами. Все трое были так поглощены работой, что не заметили появления чужака. Сначала Синдэ не мог понять, чем они занимаются, потом догадался: монахи сортировали священные тексты. Порой они брали в руки и долго разглядывали какой-нибудь свиток, затем откладывали его в сторону – направо или налево, в одну из стопок, – и принимались за другой. Синдэ как зачарованный долго наблюдал за ними. Наконец он решился заговорить: