Песец в тропиках
Шрифт:
В вузе жгучий красавец Пизагорас, с чёрной как смоль гривой волос, был всеобщим любимцем. Девчонки со всего института просто текли, когда он, напустив поволоки в глаза, исполнял в компаниях песню Гребенщикова «Я – змея»:
Я знаю тепло камня,
я знаю запах и цвет.
Но когда поднимаются птицы,
я подолгу гляжу им вслед,
Я – змея,
я сохраняю покой.
Сядь ко мне ближе, ты
узнаешь, кто я такой.
И почти каждая тем же вечером садилась! И всё бы хорошо, да в начале 90-х разразилась грузино-абхазская война. В Киеве студент получил весточку с родины о том, что в ходе боёв их дом
К концу учёбы в институте он разыскал дальних родственников по линии отца и уехал к ним на Крит в Элунду. Устроиться в Греции по профессии ему удалось не сразу. Но когда к своему отличному английскому он добавил и выученный с нуля греческий, жизнь понемногу стала налаживаться, он даже сумел получить работу техника в аэропорту Ираклиона.
Потом случайно выяснилось, что пара его институтских друзей благополучно осели на Кипре, где сильна русская диаспора, устроившись пилотами в авиакомпанию, обслуживающую чартерные рейсы из России и Украины. В Греции тогда разразился жуткий кризис, шансы получить там работу пилота были равны нулю, поэтому по приглашению друзей Пизагорас отправился попытать счастья на Кипр.
Там ему подфартило: полёты на Кипр из-за конфликтов России с Египтом и Турцией как раз переживали настоящий бум, и Пизагорасу удалось зацепиться за работу лётчиком. Проявил он себя с самой лучшей стороны – ответственно и надёжно, и опять же по протекции институтских друзей (а скорее всего, судя по его лукавым глазам, бывших подруг) Уроборосу удалось устроиться пилотом в авиакомпанию, обслуживающую чартеры из России не только на Кипр, но и в страны Юго-Восточной Азии: Таиланд, Вьетнам, китайский Хайнань, Малайзию, Бали… Сегодня он впервые пилотирует лайнер в Камрань из Ульяновска.
– Такая вот судьба, – словно извиняясь пожал плечами лётчик.
– Да уж, – снова ехидно встрял Мельдоньич, – Большой Змей, как мечтал ваш папаша, из вас не вышел.
– Зато получился Летающий Питон, – добродушно отшутился грек.
В общем, сомнения наши рассеялись, и долетели мы в отличном расположении духа.
ПЕСЕЦ В ТРОПИКАХ
По прилёту в Камрань я увидел на табло в аэропорту, что тремя часами позже сюда приземлится и чартер из Нижнего Новгорода. Тут же мелькнула мысль – попытаться найти среди прилетающих знакомых земляков и узнать, где они собираются поселиться. На случай, если придётся искать здесь отходные пути: доверия к своим новым боссам у меня не было и в помине.
Но Минов сразу же провёл нас с Мельдоньичем через пограничный контроль, распорядившись встретившим его вьетнамцам доставить нас обоих со всем многочисленным багажом – куклами и аппаратами – по заранее определённому адресу. Мы тут же сели в микроавтобус и прямиком отправились не в Нячанг, где я так тщательно подбирал себе пятизвёздочный отель на выигранную в Ульяновске путёвку, а на юг – в сторону Хошимина.
По трассе двигались без спешки, соблюдая все скоростные отграничения. Часа через четыре, уже практически проехав Муйне, резко свернули к морю и остановились у ворот отеля с вывеской «Romana resort».
Сразу за ресепшн обнаружилось, что этот гостиничный комплекс занимал огромную, огороженную высоким забором территорию, террасами спускаясь от дороги до самого побережья Южно-Китайского моря. Посредине всего этого тропического великолепия выделялись два четырёхэтажных корпуса с расположенными рядом с ними большим общим бассейном и искусственным водоёмом, что-то вроде озерца или пруда. По всей остальной территории, сколько хватало глаз, среди пышной растительности были разбросаны многочисленные, покрытые тростниковыми или бамбуковыми настилами поверх черепичных крыш одноэтажные виллы, каждая – с собственным небольшим открытым бассейном. Спускаясь уступами до самого пляжа, эти строения сверху напоминали бессчётные скопления птичьих гнёзд, а вода в их бассейнах в лучах яркого солнца сверкала тысячью бликов мелких осколков рассыпавшегося по склону зеркала.
От такого обилия слепящих солнечных «зайчиков» мы с Мельдоньичем не сговариваясь попросили у наших провожатых затемнённые очки, и только через защитные стёкла разглядели у самого южного побережья бухты отеля ещё и огромную, всю утопавшую в цветах округлую платформу, в зарослях которой угадывались крыши тропических хижин.
С дороги нас с биоинженером разместили в одной из верхних вилл – метрах в двухстах от ресепшн. Провожатые провели нас в уютный симпатичный домик, где всё было приготовлено для отдыха после долгого утомительного путешествия. В общей комнате был сервирован столик с напитками и закусками. Распахнув двери во внутренний сад, я обнаружил и наш собственный небольшой бассейн в форме русской буквы «Г».
– Ход конём, – не преминул заметить Мельдоньич.
Кстати, нас действительно пасли: у деревьев и кустов возле забора ковырялась пара садовников.
Сполоснувшись после дороги и немного перекусив, мы с Мельдоньичем вышли со стаканчиками рома на террасу виллы и, внимая мощному дыханию сверкающего внизу до горизонта тропического моря и щурясь от солнечных бликов на глади нашего бассейна, погрузились в лёгкую истому.
«Великому гуманисту» не давала покоя форма нашего бассейна и он стал допытываться, какой шахматный дебют я люблю играть больше всего. Расслабленный ромом и овеваемый бризом, меньше всего в эту минуту я хотел думать о шахматах. Мне бросилось в глаза, что под потолочной балкой нашей террасы ленточкой на ветру трепещет старая иссохшая змеиная кожа, и дабы отвязаться от Мельдоньича, я назвал ему вариант дракона в «сицилианке».
Тот фыркнул и вслух стал перебирать все возможные варианты дебюта королевского коня за белых: как нужно играть, если чёрные ответят русской партией или защитой Филидора, или защитой Гундерама, или Греко, или Дамиано, или выберут центральный контргамбит, или латышский гамбит. Дойдя до дебюта четырёх коней, он задремал…
А мне всё не давала покоя мысль: ведь если в доме есть старая, сброшенная змеёй кожа, то, значит, где-то должна быть и сама змея. От этого мне стало немного не по себе, я окликнул было одного из копошившихся у ограды садовников, но тот сделал вид, что не слышит. Я ещё больше убедился во мнении, что нас пасут.
Тогда я снова налил себе рому и толкнул в бок Мельдоньича. Тот от неожиданности чуть не свалился со стула, одарив меня недовольным осоловелым взглядом. Я показал ему на шкуру змеи под балкой и поделился своими опасениями.
– Надо вызывать Лыкича. Я тоже терпеть не могу змей. Пойдём окунёмся! – и больше не говоря ни слова, он резко поднялся и бултыхнулся в бассейн. Я последовал его примеру – вода мгновенно вернула нам бодрости.
Вечером, пока мы маялись в ожидании Минова, тот сам позвонил Мельдоньичу, сказал, что немного задерживается, и чтобы мы ужинали без него. Не успели мы переварить услышанное, как в дверь постучал незнакомый вьетнамец и пригласил нас отужинать в ресторане главного корпуса отеля. Там в просторном, убранном цветами и яркими лентами общем зале на нас двоих был зарезервирован столик. Мы заказали себе пива и рому, разных экзотических яств и под льющийся из динамиков местный мелодичный фольклор стали лениво рассматривать разношёрстную курортную публику.