Пешка в чужой игре

Джоансен Айрис

Логан повесил трубку. Ева почувствовала холодность в его тоне, но что поделаешь! Лгать она не могла – Квинн подарил ей то, чего не было у нее никогда в жизни. Тепло его любви начало согревать ее. Последние три месяца все шло так хорошо. Был ли этим Логан разочарован? Рассчитывал ли он на обратное? Ева не знала…

Не знал этого, как ни странно, и сам Логан. Он никогда не ощущал, что Ева целиком принадлежит ему, даже когда они жили вместе. Их связь была хрупкой, и стоило Квинну сделать один твердый, уверенный шаг, как эта ниточка оборвалась под его

мужественной стопой.

Телефон вновь ожил.

Маргарет?

– Привет, Логан. Давненько мы с тобой не общались…

Пальцы Логана чуть не раздавили пластмассовую трубку при звуках голоса Рудзака.

– Привет.

– Ты не удивился, услышав мой голос?

– Нет.

– А я-то надеялся преподнести тебе сюрприз, – он издал короткий смешок.

– Не удалось. Я знал, что ты позвонишь, когда придет время.

– Вот оно и пришло. Раньше мы оба жалели, что оно течет слишком быстро, но в той адской дыре, куда ты меня засадил, оно тянулось чересчур уж медленно. Я там был похоронен заживо. Каждая минута казалась годом. Представь, что я в тюрьме поседел. Ведь я моложе тебя, а теперь выгляжу на двадцать лет старше, чем ты со своей смазливой мордашкой.

– Откуда тебе известно, как я выгляжу?

– У меня на тебя собрано настоящее досье. Вырезки из журналов, записи твоих появлений на ТВ. Ты стал большим человеком, Логан. А знаешь, пару раз я был совсем рядом с тобой на улице.

– Не очень-то это приятно…

– А мне это доставляло удовольствие.

– Короче… Где Бассет?

– Я не расположен сейчас говорить о каком-то Бассете. Побеседуем лучше о тебе и обо мне. Я слишком долго ждал такого случая и хочу насладиться им сполна.

– Ты, может быть, но не я. Или мы ведем разговор о Бассете, или я вешаю трубку.

– Ты этого не сделаешь, – уверенно произнес Рудзак. – Ты будешь слушать меня столько, сколько я пожелаю. Ты же боишься, что с Бассетом может случиться нечто неприятное, если связь между нами оборвется. Ты же не так уж жестокосерден. Есть и у тебя слабина – я на это и ставлю.

– Бассет еще жив?

– Пока да. А ты что, мне не веришь?

– Нет. Я хочу услышать его голос.

– Разве голос – доказательство? Его можно записать на пленку даже в преисподней.

– Я как-нибудь разберусь сам.

– Придется тебе подождать… Бассет – лишь одно из звеньев той цепи, которая нас соединяет. Причем самое ненадежное. Тебе не пришло на ум, что первым делом после выхода из тюрьмы я навестил могилу Чен Ли?

– Разговор идет не о Чен Ли, а о Бассете, – возразил Логан.

– Нет – о Чен Ли! И все упирается в Чен Ли. Ты позволил похоронить ее в общей яме вместе с тысячами простых смертных.

– Ее опустили в могилу согласно ритуалу и скромному образу жизни, который она вела.

– Ты заставил ее быть такой, как все! – Рудзак повысил голос. – Она была королевой, а ты превратил ее в серую мышь, в посредственность.

– Отложим разговор о Чен Ли.

– А почему? Он тебе не по душе? Ты чувствуешь себя виноватым? Я раздражаю тебя потому, что напоминаю тебе о ней?

– Ты мерзавец и вдобавок свихнувшийся…

– До тюрьмы я был вполне нормальным. А если я и свихнулся, то только благодаря тебе. Ты знаешь, что я всегда был прав, и так все и продолжалось, пока тебе не удалось засунуть меня в камеру. Но я воспряну, как только мы уладим наши общие дела. Ты догадался, почему я уничтожил твой поисковый лагерь?

– Потому что он был мне нужен, – предположил Логан.

– Совсем не поэтому. Пораскинь мозгами, и, может быть, тебя осенит догадка. Ты получил скарабея?

– Да, получил.

– Отлично. Это как бы мой автограф под тем, что я сделал в Санта-Камаро. Кстати, эта безделица из египетской коллекции была моим первым подарком Чен Ли! Не такая уж редкость и не такая уж дорогая вещь, но это неважно. Это был знак внимания и моей любви. Я бы смог чуть позже осыпать ее бриллиантами.

– Которые ты крал и ради которых убивал? Неужели ты думаешь, что она принимала бы от тебя вещи, отмытые впопыхах от крови людей, которых ты убивал? – Логан старался держать себя в руках, хотя разговор о Чен Ли раздражал его.

– Она об этом не знала, а о цене человеческой жизни уж кому-кому, а не тебе, Логан, позволено судить. Чен Ли достойна драгоценнейших подарков, и я кладу их к ее стопам.

– Ты говоришь о ней так, будто она все еще жива.

– Для меня она жива до сих пор. Каждый день она навещала меня в тюрьме. Я беседовал с ней. Говорил о том, как я тебя ненавижу и как жестоко я тебе отомщу.

– Твои руки до меня не дотянутся, Рудзак.

– Заблуждаешься. – Голос Рудзака вдруг стал ласковым, как шелк, тихим, едва различимым. – Пусть я сейчас совсем седой старик, но для Чен Ли я по-прежнему молод и хорош собой. Я помню, как она гладила мое лицо и говорила слова любви…

– Заткнись!

Рудзак рассмеялся.

– Видишь, как легко вывести тебя из равновесия. Скоро я вновь позвоню. Наша беседа доставила мне удовольствие.

Он отключился. Трубка замолчала.

Подонок!

Логан попытался обуздать свой гнев. Беситься от ярости было непродуктивным занятием, Рудзаку это сыграло бы только на руку.

И чувство вины, вдруг охватившее Логана, тоже позабавило бы мерзавца. Нет. Нельзя давать волю этому чувству.

Чен Ли! Не думай о ней. Гони прочь все воспоминания. Думай о сегодняшнем дне, о Бассете, о часовой стрелке, неумолимо движущейся по кругу.

* * *

Рудзак, погруженный в созерцание крошечной круглой шкатулки, которую сжимал в левой руке, долго не отпускал палец от кнопки, прерывающей мобильную связь. Наконец, очнувшись, он бережно стер с нее упавшую с неба дождевую каплю. Это было изящное изделие из слоновой кости, инкрустированное лазуритом. Ему говорили, что оно принадлежало когда-то дочери египетского фараона, и он счел, что для Чен Ли это будет достойным подарком. Он даже сочинил небольшую речь, которую собирался произнести, прежде чем нежные пальчики Чен Ли коснутся подаренного ей сокровища.