Пешки - сборник рассказов

Макарова Ольга

Лали поняла, что сейчас ей говорят правду.

6.

Когда Лали вывели из комнаты, усадили в машину и увезли, Исмаил Садыхов тяжело поднялся, подошел к окну и долго стоял, вглядываясь куда-то вдаль. В дверь постучали. Вошел молодой человек – звали его Аслан.

– Отец, объясни мне, кто эта девочка и зачем она тебе, - Аслан начинал терять терпение. В последнее время отец постоянно вот так стоял и, молча, смотрел в одну точку.
– Она не похожа на остальных. Уж не думаешь ли ты, что она согласится работать на нас?

– Это твоя сестра, Аслан, - так же, не поворачиваясь, спокойно ответил Садыхов, - твоя сестра Лали Садыхова. Я нашел ее почти через восемь лет.

– Я не верю тебе, - Аслан задергался как будто бы в конвульсиях, - Я не верю тебе. Моя сестра погибла при взрыве тогда, в девяносто шестом году. Ты же сам мне столько раз рассказывал об этом,

ты говорил, что мать и обе мои сестры погибли тогда, когда наш дом был разрушен от взрыва.

– Да, Аслан. Я тоже так думал, но не так давно я узнал, что почти восемь лет назад мой брат Шамиль заплатил крупную сумму денег за то, чтобы Лали удочерили здесь, в Москве. Он узнал, что Лали не погибла тогда, как мать и Лейла, что она была контужена, и ее подобрали русские. Они вывезли твою сестру в Москву. Тогда мы все потеряли друг друга. Шамиль был уверен, что вся наша семья погибла там при взрыве. Ни ты, ни я, мы оба не знали, где искать твою мать и сестер, все перемешалось. Шамиль хотел выполнить свой долг и вырастить своего человека в тылу наших врагов. Он хотел сделать из Лали террористку высокого класса, легальную и русскую по национальности. Чтобы никто не останавливал ее на улице и не плевал ей в лицо, услышав чеченскую фамилию. Только, к сожалению, брат не предполагал, что его убьют, когда он будет возвращаться домой. Он так и не успел узнать, что ты и я, мы оба остались живы.

– Но, почему же тогда она не рада встрече с тобой? Ведь ты же ее отец? Неужели за какие-то семь лет, она забыла нас?

– Когда я нашел ее, я узнал, что из-за контузии она потеряла память, поэтому она не догадывается, кто она на самом деле, не помнит ни меня, ни тебя. А теперь я все это знаю, и теперь я сделаю из своей девочки достойную дочь своего народа – я сделаю из нее совершенное орудие мести за смерть ее матери и сестер, и за смерть всех наших братьев. Ты совершенно прав, Аслан, она не будет одной из тех, с кем мы работаем, она будет лучше, намного лучше, потому что это Моя дочь. В ней течет моя кровь, и она будет с нами, чего бы мне это ни стоило.

– А если она не согласится? – Аслан немного начинал осознавать происходящее. – Ты же не будешь принуждать ее, ведь все-таки она твоя дочь.

– Прежде всего, она дочь своего народа. Она должна служить Аллаху и великой идее борьбы с неверными, великой мудрости и справедливости нашего народа. И если она не сделает этого, я убью ее. Я, как ее отец, просто должен буду сделать это, чтобы избежать позора перед Всевышним и своими братьями. Но я уверен, что в ее жилах течет настоящая кровь. А если нет, я убью ее. Помяни мое слово, Аслан.

7.

Когда Лали вновь запихали в машину и повезли, она поняла, что в ее жизни произошло что-то страшное, что отныне все будет не так, как раньше, но она не осознавала, что все это значит и в чем она виновата. Когда ей вновь одели темные очки, стекла в которых были не прозрачными, она поняла, насколько все просто. Не надо заламывать руки, завязывать глаза, кругами возить вокруг дома. Все гораздо проще – темные очки с не прозрачными стеклами.

Лали никогда не задавала себе вопроса, что же было с ней в те десять лет, которых она не помнит. Она знала, что была автомобильная авария, в которой она ударилась головой. Понятно, что потом она не помнила тех людей, которые окружали ее до аварии. Но она всегда знала, что у нее есть мама, папа, сестра. Она никогда не видела своих младенческих фотографий, но их не было и у Анютки, просто в семье фотоаппарат появился позже. Она прекрасно помнила, как всей семьей они поехали на ВВЦ покупать фотоаппарат. Купили дорогой «Kodak», а потом весь день гуляли, ели мороженое и фотографировались у фонтанов. Тогда они отщелкали три пленки, и папа сказал: «Ну вот, теперь и в нашей большой семье впервые будут семейные фотографии». Лали вспомнила сейчас почему-то, как примерно через месяц после той аварии, когда ее выписали из больницы, Анютка встретила ее и сказала: «Ну, здравствуй, моя новая сестричка». Тогда никто не придал этому значения, только папа как-то странно посмотрел на нее, и Анютка сказала: «Я просто имела в виду, что нашу Ольку починили». Тогда Лали было десять, сейчас ее семнадцать, и сейчас все стало складываться в какую-то непонятную голографическую открытку – вроде бы на ней ничего нет, а повернешь под другим углом, и появляется картина, вот только понять бы, что на ней нарисовано.

Лали выпихнули из машины в том же месте, откуда увезли, возле станции метро «Новогиреево». Просто открыли дверь, сняли с нее очки, подтолкнули, а потом развернулись и уехали. Она помнила, что в кино обычно в таких случаях запоминают номер машины. Номер был вполне обычным - три семь пять и 77, как у всех московских машин, что делать с этим номером дальше Лали не знала.

* * *

«Какой

же я был дурак, что не сказал ей всей правды раньше, а сейчас она сидит передо мной и рассказывает мне эту ужасную историю про похищение, про угрозы, про этих страшных людей. Она ничего не понимает, моя бедная девочка. Я не сомневаюсь, что это тень из прошлого, это те люди, которые заплатили мне тогда за удочерение Лали. Ведь они заплатили не только мне, иначе при удочерении десятилетнего ребенка обязательно возникли бы какие-нибудь проблемы, а их не было тогда. Теперь они нашли нас и не оставят в покое. Я не понимаю, чего они хотят. Но почему же тогда, семь лет назад я не подумал об этом, я не придал значения всему этому и не почувствовал опасности? А сейчас она нависла над моими девочками и я не знаю, что делать. Я, врач, который всю жизнь спасал чужих людей, теперь не могу спасти двух родных, самых дорогих для меня – моих дочек. И я не супермен, к сожалению. Я понимаю, что очень мало могу сделать в этой ситуации. И все-таки я горжусь своими девочками – моя умница Лали не испугалась, а пришла и все рассказала мне. Хотя могла и скрыть. Она ищет защиты у меня. Я должен дать ее. Я должен что-то придумать. Но, прежде всего я должен сделать то, чего боюсь уже почти восемь лет. Теперь уже нельзя молчать, теперь Я ДОЛЖЕН.»

8.

Лали сидела перед телевизором. Такой оглушающей пустоты она не испытывала еще никогда. Было ощущение, что она попала в сырой и темный колодец, где каждое движение, каждое прикосновение причиняет боль, где нельзя даже пошевелиться. Все было окрашено в переливающийся темно-фиолетовый цвет – цвет безысходности. По телевизору показывали новости. Почему же раньше она никогда не обращала внимания на все это – на взрывы, на операции боевиков, на террористические вылазки бандитов и оперативные действия Федеральных сил. Почему раньше у нее не вызывали жалости все эти смуглые женщины и чумазые, оборванные дети, которые кричали с экрана телевизора, перебивая друг друга, тщетно пытаясь достучаться со своими бедами хоть до кого-нибудь. Только сейчас Лали начала понимать, насколько несчастны и никому не нужны все эти люди - мученики с ее Далекой Родины.

Сегодня папа рассказал ей обо всем – о ее прошлом, о ее национальности, о взрыве, о погибших родных, об удочерении. Сегодня она в первый раз за свои семнадцать лет немножко начала задумываться о жизни. Почему раньше она никогда не задумывалась над своим именем. По паспорту она была Ольга, но ведь все и всегда звали ее Лали. А сейчас все становится так понятно. Как же раньше она не замечала этого и не догадывалась. Ведь все – ее цвет волос, тип лица, комплекция, имя, все было не таким, как в ее семье. Она, оказывается, чеченка. И к своему ужасу она стала догадываться о том, чего хочет от нее этот ужасный человек – Леший. Конечно, она не знала, чего именно потребуют от нее земляки, но понимала, что ничего хорошего не будет. Она всей душой, всем телом чувствовала какую-то неуловимую опасность рядом со своими родными – мамой, папой, сестрой. Одно только радовало – мама с Анюткой уехали отдыхать, хотя бы на какое-то время одной проблемой меньше – не надо будет ничего объяснять и плести истории. Не хотелось бы сейчас пересказывать все это, самой бы все осознать…

9.

Спустя два месяца.

– Здравствуй, Лали, - голос в телефонной трубке был молодым, но почему-то напоминал кого-то.

– Здравствуйте, - Лали внутренне напряглась.

– Ты, наверно, не помнишь меня, но я знаю тебя намного лучше, чем ты думаешь. Меня зовут Аслан.

– Мне это ни о чем не говорит, - Лали начала нервничать. Больше всего хотелось бросить трубку и спрятаться, но телефон на прослушке. Она очень хорошо помнила инструкции папиного давнего знакомого, высокого человека в китайском пуховике, когда-то давно работающего на Петровке. Его привел два месяца назад папа. Высокий, так для себя окрестила его Лали, долго колдовал над телефонным аппаратом, а потом, уходя, сказал: « Если позвонит кто-то, кого ты не знаешь, и будет что-нибудь говорить или спрашивать о чем-то, неважно о чем, ты должна отвечать и тянуть время. Чем дольше ты продержишь его на телефоне, тем лучше для тебя же. Я поговорю с ребятами-операми. Они постараются помочь». Лали очень четко помнила об этом.

– Кто ты, Аслан? Расскажи мне о себе. – Лали попыталась смягчиться и начать тянуть время.

– Мы скоро познакомимся, Лали. Я думаю, мы понравимся друг другу. Надеюсь, ты не забыла недавнюю встречу? – голос стал более твердым, в нем появились пугающие нотки.

– Нет, не забыла. Я не понимаю, чего вы хотите от меня. У меня нет никаких ценностей, нет денег, я не богатая наследница, не храню страшных тайн и вековых секретов. Чего вы хотите от меня? – Лали пыталась играть испуганную дурочку, но не впадать в истерику. Мужчины не любят истерик, он просто положит трубку, и все ниточки оборвутся.