Пешки - сборник рассказов

Макарова Ольга

Госпиталь поселка Колосово относился к воинской части, находящейся неподалеку, и, хотя считался военным, на самом деле был больницей широкого профиля. Здесь лечились не только офицеры и солдаты, но также местные жители – дети и взрослые, да и из соседних населенных пунктов приезжали сюда больные, у которых не было денег на лечение в Москве. Правда, в соседнем поселке когда-то была больница, но, как и положено в России, здание, построенное еще до революции, обветшало и давно стало аварийным. Денег на ремонт у местных властей, конечно же, не было, строить новое здание никто не собирался, а вместо этого Колосовский госпиталь сделали районным центром здравоохранения, сменив табличку и включив его в план финансирования на следующую пятилетку.

Поселок Колосово находился в тридцати километрах от Москвы. В последнее время здесь, как и везде, стали

появляться каменные строения, которые просто домами уже не назовешь, а дворцами вроде бы тоже называть неудобно. Понятно, что все они были обнесены кирпичными трехметровыми заборами с колючей проволокой, за которыми никто не знал, что происходило, так как простые смертные туда никаким чудом не попадали. А жили там, конечно же, депутаты, делегаты, руководители, председатели и прочие «слуги народа» из различных организаций, комитетов, исполкомов, президиумов и других органов. Естественно, ничем иным, кроме как строительством светлого будущего и поддержанием народного благосостояния, они не занимались. Николай Бурлаков жил в доме попроще, так как не вершил судьбами всего народа, а довольствовался деятельностью поскромнее – иногда спасал людей от смерти. Но, что это за масштаб?

Дом семьи хирурга находился на тихой улице поселка Колосово, куда не добралась еще мохнатая лапа властьимущих, поэтому здесь не было охраны, фонарей на улицах и асфальтированных дорог. Здесь у всех все было просто и одинаково – дом, баня, огород, гараж. Домашних животных Бурлаковы не держали – работа не позволяла. Николай часто не ночевал дома – все-таки, госпиталь, а Тамара работала в Москве старшим экономистом в Министерстве легкой промышленности, машину не водила, поэтому дорога туда-обратно занимала в день не меньше четырех часов – какие уж тут животные? Анютке было уже двенадцать, она была обычным советским ребенком – ясли, детский сад, продленка, вечер перед телевизором, кино по выходным, глобальные развлечения два раза в год - летом цирк, зимой – новогодняя елка в «Олимпийском». Так жили многие, но не все. Некоторые жили и по-другому…

3.

Когда Лали открыла глаза, было уже три часа дня. Она услышала какой-то странный звук. Ей показалось, что кто-то стонет, но она никак не могла понять, где находится. Солнце светило так ярко, что казалось, будто бы ничего плохого никогда и ни с кем на Земле не происходило. Ей было так тепло и уютно, что хотелось прожить так всю оставшуюся жизнь, тем более что сейчас Лали не знала о жизни ничего – в свои десять лет она потеряла память.

Бурлаков приоткрыл дверь и заглянул вовнутрь – девочка все так же лежала на кровати, но глаза ее были открыты, и в них было какое-то непонятное сочетание радости, страха и недоумения. «Это первый случай в моей жизни, когда я не знаю, как себя вести», - подумал Николай и вошел в палату. Маленькая Лали повернулась и увидела его. Николай был довольно высоким и широкоплечим мужчиной с темными, слегка начавшими седеть волосами.

– Привет, - он постарался быть естественным, - Проснулась?

– Что это за звук? – Лали решила сначала выяснить то, что немножко пугало ее.

– Это коровы мычат, их ведут на дневную дойку, - Николай улыбнулся.

– А что такое «коровы»?

Вопрос поставил Николая в тупик, но как врач он понимал – амнезия вследствие шока – сложный диагноз, дающий совершенно непонятные рецидивы.

– Корова – это животное. Я покажу тебе.

Неожиданно Лали приподнялась на кровати, порывистым движением обняла Николая за шею, и, прижавшись к нему всем своим маленьким тельцем, начала быстро-быстро говорить. Не дожидаясь ответов, Лали совсем не по детски забрасывала Бурлакова вопросами: «Где я? Как меня зовут? Где я живу? Кто вы?» Вопросы сыпались и сыпались, а Николай все молчал, выжидая момент. Когда девочка замолчала и отстранилась от него, глядя в упор своими темно-вишневыми глазами, он медленно набрал в грудь побольше воздуха и уверенно произнес: « Пойдем домой, Лали. Там я все тебе расскажу».

4.

Через семь лет. 2003

– Мое имя Ольга Николаевна Бурлакова – Лали гордо подняла голову. – 1986 года рождения, национальность… – она на секунду задумалась, потом как-то странно улыбнулась одними губами и продолжила – национальность – русская.

* * *

«Когда-то, когда еще была великая страна Советский Союз, ты родилась на свет. У тебя были папа и мама, был брат,

его звали Аслан, была сестричка Лейла, твой отец был чеченец, а мама – армянка. Потом началась война. Когда тебе было десять лет, в дом, где жила твоя семья, попала бомба, и он разрушился, твоя семья погибла. Ты была контужена и потеряла память, потом тебя нашли русские солдаты и тайно на военном вертолете вывезли из зоны военных действий. Затем, я сам не знаю, как, ты попала в наш госпиталь, а потом ко мне пришел человек и дал много денег за то, чтобы я удочерил и вырастил тебя, как свою дочь. Почему он пришел именно ко мне? Я не знаю, но думаю, что не случайно. Сначала я отказывался, мне казалось, что вырастить чужого и, кроме того, уже взрослого ребенка – это не под силу нам с Тамарой, но когда я увидел тебя, маленькую, беззащитную на больничной кровати, я понял, что сделал бы это даже без денег. Теперь ты наша дочь, моя и Тамары, твоей мамы, у тебя есть сестра Анюта, она на два года старше тебя. Я старался быть хорошим отцом, потому что растил тебя восемь лет и считаю тебя своей дочерью».
– Николай остановился и облизнул губы. Он пытался сказать эти слова уже почти восемь лет и не мог. Почти восемь лет он постоянно репетировал, он выучил наизусть этот текст, он оттачивал его изо дня в день, подбирая слова и выстраивая фразы, но ему все время казалось, что надо не так, что в следующий раз получится лучше. За восемь лет он так и не рассказал своей девочке, своей Лали, Ольге Николаевне Бурлаковой, что она не его родная дочь и что жизнь ее началась не со взрыва, а с рождения, как у каждого человека, и что он очень мало знает о том, как же все-таки прошли первые десять лет ее жизни. Он так и не сказал этого. Какой же он был дурак!»

5.

Лали сидела на жестком стуле в полутемной комнате с ободранными обоями и заклеенными газетой окнами. Она понимала, что бесполезно пытаться убежать, хотя именно сейчас, почему-то, очень ярко всплывали в голове эпизоды голливудских боевиков про «красивых и смелых». Они были сделаны не то из металла, не то из резины, но в огне не горели, в воде не тонули, и пуля их не брала. Лали понимала, что она не «силиконовая супер-вумен» с мощными бицепсами, и что если она дернется, ее просто убьют. Нет, пока ее не обижали, не били, даже не запугивали. Ее просто встретили на улице, запихали в машину и привезли сюда. Именно потому, что все это было сделано вот так просто и тихо, совсем не так, как в кино, она поняла – сопротивляться не надо.

Напротив сидел пожилой мужчина мрачной наружности. На вид ему было около пятидесяти, хотя на самом деле возможно и меньше. Он не представился, но про себя Лали окрестила его Лешим. Когда Лали привели в эту комнату, Леший долго и задумчиво смотрел на нее. А потом просто сказал: «Садись». Она села и стала отвечать на его вопросы. Это она тоже видела в кино – так обычно добрые следователи допрашивали хороших по сути, но запутавшихся в своей жизни героев фильмов.

– Значит, говоришь, Ольга Николаевна? И национальность – русская, - задумчиво повторил Леший, - Русская. Ты уверена в этом, девочка? Ты не похожа на русскую. – Он так произнес эти слова, что Лали на мгновение стало страшно, очень страшно.

– Да, я уверена, - она сильно тряхнула головой, чтобы отогнать это фиолетовое чувство страха. – А почему Вы спрашиваете? Если из-за того, что волосы у меня темные, так это я в маму. Мой дедушка был грузин, он даже маму мою назвал Тамара, как грузинскую царицу, а вот у моей сестры Анютки волосы светло-русые, - ей казалось, что пока она говорит, с ней ничего не случится. Пока она слышала свой голос, было не так страшно. – А вот у папы тоже были темные волосы, правда, сейчас этого уже не видно – сейчас он почти весь седой.

Леший поднял глаза и долго пристально смотрел на нее, не мигая. Было видно, что сейчас он решает для себя что-то очень важное. Лали не понимала, чего от нее хотят. Она не могла даже предположить, что же будет дальше.

– Чего Вы хотите от меня? Отпустите меня домой, - вдруг неожиданно для себя произнесла она. – Я хочу домой!

– Помолчи, девочка. Я отпущу тебя домой, можешь не сомневаться, - Он замолчал, и на несколько минут воцарилась ужасающая холодно-синяя тишина.

– Ты знаешь, девочка, что ты родилась для определенной миссии, и ты обязана выполнить ее. Я сейчас ничего не буду объяснять тебе, но подумай о моих словах. Мы еще встретимся с тобой. Очень скоро. Жди. Я думаю, что в свои 17 лет, ты уже достаточно умна для того, чтобы понять, что никто ничего не должен знать о нашей встрече, иначе будет очень больно твоей светловолосой сестричке Анютке. Учти, что два раза я не предупреждаю.