Пески Палестины
Шрифт:
— Коман ва тю [23] , Жюль?
— Трэ бьян [24] , мерси. Э ву [25] , сир?
— Комси комса [26] , – вздохнул рыцарь.
Бурцев прервал этот содержательный диалог. Подошел к поближе. Подтащил переводчика — Джеймса. Вклинился в разговор. Не очень вежливо, но очень поспешно.
— Жюль, вы знакомы?
— Сэ [27] мсье Жан д'Ибелен, — с подобострастием ответил капитан Алисы Шампанской. И принялся воодушевленно перечислять замысловатые титулы.
23
23 Как поживаешь? (Фр.)
24
24 Все хорошо (фр.)
25
25 А вы? (Фр.)
26
26 Так себе (фр.)
27
27 Это (фр.)
— Жан Первый Ибеленский, — коротко перевел Джеймс. — Сир Бейрута.
Надо же! Ибеленский! Повезло, блин, мужику! Хорошо хоть не с «Е» начинается фамильечко. А сир Бейрута — так это вообще песня! Стоп…
— Джеймс, спроси‑ка нашего капитана, не тот ли это Жан, о котором упоминала ее величество королева Кипра?
Жюль энергично закивал. Тот!
— Коман вузапле‑ву [28] , мсье? — обратился к Бурцеву сир Бейрута г‑н Ибеленский.
28
28 Как вас зовут? (Фр.)
Джеймс перевел. Бурцев представился. Спросил на всякий случай:
— Шпрехен зи дойч?
С королевой этот номер прошел и… И здесь тоже!
— Я! Я! — отозвался Жан д' Ибелен.
По‑немецки он говорил. Однако пошпрехать вволю им так и не дали.
— Василий‑Вацлав! Василий‑Вацлав!
Хабибулла? Герой дня? Он самый! А за ним — двое всадников. Впереди — степенный бородатый сарацин в летах. Араб гордо восседал на невысоком тонконогом белоснежном аргамаке. Дорогой прочный панцирь поскрипывал кожей, позвякивал металлом. Сабля — в ножнах с каменьями, у седла щит, весь в арабской вязи. На голове — изукрашенный серебром и золотом шлем в форме приплюснутого купола. Из‑под шлема смотрят умные настороженные глаза.
Чуть позади — молодой горячий воин на горячем скакуне вороной масти. Этот наездник глядел прямо, жестко. Легкая добротная кольчуга, надежный островерхий шлем, небольшой круглый щит с изображением льва, изогнутая сабля, а вместо лука — праща у седла. Простенький, без изысков, ремешок с утолщением посередке. Так вот, значит, кто кидался камешками…
Странно, на араба молодой всадник похож не был. Скорее уж на монгола, татарина или казаха. Сухая обветренная кожа, узкие глаза, выступающие скулы, маленькие усики. Судя по уверенной посадке и резким точным движениям, парень был рубакой хоть куда. Единственное, что портило джигита, — махонькое, однако приметное бельмо на левом глазу.
— Салям алейкум! — приветствовали Бурцева.
Говорил старший. Голос у него был тихий, вкрадчивый, но по‑военному твердый.
— Алейкум ассалям! — отозвался Бурцев.
— Ахлан васайлан! [29] — пожилой всадник величественным жестом обвел рукой скалы.
Бурцев слов не понял, но благодарно кивнул. Гостеприимство — оно в переводе не нуждается, его видно сразу.
— Перед тобой, Василий‑Вацлав, сам старший эмир Айтегин аль‑Бундуктар, мудрый наиб [30] великого султана Египта, чье светлое имя — ал‑Малик ас‑Салих Наджм‑ад‑дин Аййуб, да хранит его Аллах! — торжественно и по‑восточному витиевато представил Хабибулла всадника. Пояснил: — Мы с наибом давние соратники.
29
29 Добро пожаловать! (Арабск.)
30
30 Ставленник, наместник
Айтегин аль‑Бундуктар что‑то сказал.
— Эмир благодарит тебя за помощь, которую ты оказал мне, и извиняется за то, что, по незнанию, принял друзей за врагов, именующих себя Хранителями Гроба, — перевел Хабибулла.
— Да ладно, чего уж там, немудрено ошибиться‑то, — Бурцев глянул на катер цайткоманды, на свою эсэсовскую форму…
Хабибулла повернулся к молодому джигиту на вороном скакуне:
— А это лучший воин мудрого Айтегина аль‑Бундуктара младший эмир‑сотник Бейбарс, мамлюк достойнейшего государя Наджм‑ад‑дина из рода Аюби‑ров.
Хм, мамлюк, значит. Воин‑наемник. Точнее, не наемник даже, а привилегированный раб, вроде турецких янычар. И Бейбарс к тому же. Уж не будущий ли египетский султан, поднявшийся с самого низа на самый верх? Любопытно‑любопытно посмотреть на легендарного правителя, только‑только начинающего свой путь по длиннющей карьерной лестнице. [31]
Бурцев тоже назвал свое имя. Сначала эмиру Ай‑тегину. И еще раз — эмиру Бейбарсу.
— Василий‑Вацлав. Каид, — на свой лад перевел Хабибулла.
31
31 Бейбарс, родившийся в казахских степях, — бывший раб и мамлюк. Отличился на воинской службе у египетского султана. Продемонстрировав незаурядную храбрость и полководческий талант, стал крупным военачальником, а в 1260 году захватил власть в Египте. Под новым именем аль‑Малик аз‑Захир Рукн‑ад‑дин Бейба‑рыс аль‑Бундукдари ас‑Салих правил семнадцать лет и два месяца.
Все, вроде с формальностями покончено. Теперь бы самое время выяснить, чем тут занимается странная компания почтенного сарацинского наиба, тюрка‑мамлюка и бейрутского сира.
Рассказывали Айтегин и Жан Ибеленский. Первый — через переводчика‑Хабибуллу. Второй шпарил по‑немецки. Бейбарс вежливо отмалчивался. Молодой еще — не пришло время будущего султана.
Сир и наиб говорили долго. Бурцев слушал. И мотал на ус.
Глава 20
После достопамятного поражения объединенных рыцарско‑сарацинских войск под Аккрой в Палестине тлела перманентная партизанская война. Интернациональная повстанческая армия не отличалась, правда, дисциплиной, единоначалием и слаженностью действий, в чем значительно уступала фашистско‑тевтонским силам. Отдельные отряды совершали налеты на немецкие обозы, автоколонны и гарнизоны небольших селений каждый по своему усмотрению, стихийно и, как правило, без подготовки. Немудрено, что провалов таких операций было значительно больше, чем сомнительных успехов. Каждая же новая неудача укрепляла уверенность в непобедимости могущественного противника и множила уныние в сердцах повстанцев.
Вылазки становились все реже, все несущественней, а карательные операции Хранителей Гроба и братьев ордена Святой Марии — все стремительней и безжалостней. Охота за партизанами велась с земли и воздуха — посредством «мессершмиттов» цайткоманды. Кроме того, катера береговой охраны и суда, реквизированные тевтонами в портовых городах, патрулировали побережье, дабы лишить повстанцев поддержки с моря.
Партизанить в таких условиях могли лишь те, кто имел надежные укрытия, кто умел быстро рассредоточиваться и мгновенно собирать силы в единый кулак, кто был храбр как лев, отчаян как загнанная в угол крыса и хитер как лиса. По сути, только два небольших отряда еще портили немцам жизнь на оккупированных территориях.