Пески смерти
Шрифт:
Я хотел было закричать, остановить демона, но невидимые цепи сковали мои руки и ноги, я не мог пошевелить языком, не мог четко сформулировать мысль. Я стоял парализованный неведомой силой. Я закричал… Точнее, мне сначала показалось, что я закричал, а на самом деле я, словно рыба, беззвучно открывал и закрывал рот.
— Что, язык проглотил? — Лисовский тем временем шагнул вперед. — Где же твоя хваленая храбрость? Где честь офицера?
И тут я заметил, как на поляне стало темнеть. Словно в яркий солнечный день темная туча неожиданно закрыла солнце. Понимая, что вот-вот произойдет что-то непоправимое, я попытался поднять руку, оттолкнуть, хоть как-то предупредить
Тьма скрыла все вокруг на несколько мгновений. Вот она рассеялась, и я оказался на поляне один — никаких следов Лисовского и его спутников, словно их тут никогда и не было. Они исчезли раз и навсегда. Кроме того, у меня появилось странное ощущение усталости, словно я несколько дней подряд занимался зубрежкой. Голова кружилась и раскалывалась.
Все происшедшее казалось мне некой странной галлюцинацией, словно я уснул и видел страшный сон, на смену которому пришло пробуждение. С большим трудом мне удалось сделать первый шаг, сойти с места. Ноги были словно ватные, совершенно не хотели гнуться. С трудом, все еще сжимая в руке удивительную жемчужину, я вышел из лесу. На мгновение остановился, глядя на застывший на рельсах поезд. Все теплушки были открыты, и солдаты по большей части вылезли на насыпь. Кто курил, кто разговаривал, пытаясь скоротать долгие часы непредвиденной остановки. Но не это поразило меня. Вагоны, в которых мы ехали, предоставило нам южное отделение КВЖД. Вдоль каждого из них тянулись ряды иероглифов. Так как китайского я не знал, раньше они казались мне всего лишь декоративным узором, подчеркивавшим принадлежность вагонов, но теперь… теперь я разом прочел эту надпись — «Вагоны для перевозки скота».
Я застыл как молнией пораженный. Протер глаза. Еще раз прочел. Потом подойдя ближе, прочитал более мелкие надписи. Да, теперь я понимал китайский. Но откуда… Неужели этот демон и в самом деле обучил меня языкам?
До сих пор никак не могу понять, так это или нет. Как только доберемся до ближайшего большого города, обязательно проверю.
И еще. Я в тот вечер искал Лисовского, спрашивал о нем вначале у тех, кто ехал с ним в одном вагоне, потом у всех знакомых, кто ехал в этом эшелоне. Никто не видел его. Лисовский пропал… и боюсь, в этом есть и доля моей вины.
(Несколько страниц рукописи отсутствуют.)
Я прибыл в Пржевальск в приподнятом настроении.
Удивительно, но я действительно стал понимать речь и читать на всех языках. Хотя на самом деле мне удалось опробовать свои способности только на английском, немецком, французском, китайском, японском, а также на одном из наречий аборигенов Южной Сибири — до сих пор так и не понял, что это был за язык.
Кроме того, я получил месячное увольнение и рекомендательные письма к батюшке местной церкви Святой Троицы. Этот факт сам по себе тоже удивителен. Все дело в том, что, выправляя бумаги об отпуске, я обратился к командиру своей части полковнику Зимину Льву Аркадьевичу, и он, узнав, что я собираюсь отправиться в самое сердце афгульских пустынь, порекомендовал мне пообщаться с отцом Павлом.
— Кто, как не он, знает те мертвые края, — заявил Лев Аркадьевич. — Я и сам какое-то время служил в гарнизоне на краю пустыни, и знаю: отец Павел побывал в самых отдаленных уголках тех мест, был даже в Афганистане — обращал
Но вышло все совсем не так.
Отец Павел оказался огромным здоровяком с очень хитрым взглядом, который совсем не соответствовал его простодушному, открытому лику.
Прочитав рекомендательное письмо, он долго и внимательно разглядывал меня, потом тяжело вздохнул:
— Знаешь ли ты, сын мой, что многие приходят в эти края в поисках тайного знания… Но прежде чем решить, помогать им или нет, я должен знать, с какой целью отправляется сын Божий в адский предел этого мира, куда не обращен взгляд Господний.
— Там в письме все сказано, — промямлил я. — Этнографические изыскания для Санкт-Петербургского университета.
Отец Павел покачал головой.
— Негоже врать служителю Господа, сын мой. Я знаю, ныне молодежь растет безбожная, но в этих краях без веры нельзя. Здесь, на краю царства Антихристова, нужно иметь чистую душу и веру непреклонную, чтобы избежать соблазнов врага рода людского.
Я какое-то время молчал, а потом решился. В конце концов, святой отец обязан был хранить тайну согласно своему сану, поэтому я мог доверять ему. Пусть даже это и не исповедь, но святой отец должен держать слово…
— Не бойся, сын мой, побори сомнения и доверься мне, — видя мои колебания, продолжил отец Павел. — Иначе как я смогу помочь тебе и наставить на путь истинный?
И хотя я все еще сомневался в том, стоит ли мне полностью довериться священнику, похоже, выбора у меня не было:
— Во время боев в Маньчжурии мне в руки попала карта… карта, на которой отмечен старинный город, где, как я полагаю, сокрыт клад.
Священник кивнул, словно и ожидал услышать нечто подобное.
— И город этот Гоцлар Проклятый?
— Откуда вы знаете?
Отец Павел снисходительно улыбнулся.
— Сын мой, не первый год я живу в этих краях, много дорог истоптал, пытаясь обратить неверных на истинный путь веры православной… И не раз слышал я легенды о Гоцларе Проклятом. Не стоит тебе искать это место. Не знаю, есть ли там сокровища, но могу уверить, что если и есть на земле ворота в ад, то расположены они в этом проклятом Богом месте. Название Каракумы в переводе означает «Черные пески». Но Гоцлар сердце этих песков, средоточие непомерного Зла, которому Господь позволяет существовать на Земле лишь потому, что на его фоне видны все прелести Царства Божьего.
— И тем не менее, отец Павел, я бы хотел добраться до Гоцлара. Дело тут не в сокровищах, хотя они тоже вещь необходимая… В этом древнем городе хранятся знания…
— Знания дарит нам Бог, — перебил меня отец Павел, — а если они не освящены его дланью, то не знания это, а бесовщина… Однако, — отец Павел внимательно, испытующе посмотрел на меня, — давайте спустимся в подвал нашей церкви, там хранятся прелюбопытнейшие документы, познакомившись с которыми ты, сын мой, изменишь свое решение.
И, повернувшись, святой отец размеренно пересек церковный зал, направляясь к одному из темных альковов. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Нет, что бы там ни говорил отец Павел, я знал, что все равно отправлюсь на поиски древнего города, но мне было интересно, какие же доводы собирался привести он для того, чтобы отговорить меня.
В алькове он снял со стены две керосиновые лампы, зажег их, а потом передал мне одну из них.
— Внизу нет электричества, сын мой, потому что не терпит искусственный свет того, что скрывает святая земля, а ступени старые, хорошенько смотри под ноги.