Песнь дружбы
Шрифт:
Итак, сделано то, что необходимо было сделать. Теперь он может спокойно встретить смерть. Его жизнь окончена, больше он ничего не хочет, ничего не желает, — все лишь тлен и суета. Он готов. Есть смельчаки, которые сами обрывают свою жизнь. Шпан не принадлежал к их числу. Что сказали бы люди? Но прежде всего этого не допускают его религиозные убеждения. Нет, нет, невозможно!
Но, существуют в конце концов иные пути, которые господь, наверное, не осудит. Он может идти навстречу смерти, принимая как можно меньше пищи. Отныне он выпивал за день только маленькую чашку молока с половиной булочки. Шальке готовила легкие блюда: немножко овощей, яйца, почки, иногда голубя — он съедал
Шальке подавала еду и уносила обратно. Она бывала очень довольна, когда находила ее почти нетронутой, и на кухне съедала все сама, хотя и укоряла Шпана за то, что он не ест.
Да, теперь она была полновластной хозяйкой в доме Шпана. Ей незачем больше опасаться, что Шпан застанет ее врасплох. Он жил по ночам, а днем спал — спал почти всегда. Она бережно стирала пыль с мебели Шпана — она любила ее. Может быть, когда-нибудь вся эта мебель будет принадлежать ей — как знать? Может быть, Шпан упомянул ее в своем завещании? Часы в футляре красного дерева, с таким красивым и внушительным боем, приводили ее в восторг. «Париж» — какими буквами это написано! Она прислушивалась: даже тогда, когда часы не били, в них слышался слабый звон.
В одной из кладовых стоял большой бельевой шкаф. К ее удивлению, он оказался незапертым. Сверху донизу он был плотно набит бельем. Здесь были камчатные скатерти на двенадцать персон с вытканными на них виноградными лозами, бесчисленные салфетки, дюжины простынь, наволочки с монограммами — роскошное белье.
В одном из сундуков она обнаружила целую гору шуб, мужских и дамских; они лежали в нафталине. Она вывесила их во двор на солнце — просто для того, чтобы вволю полюбоваться всем этим фамильным богатством. Она выискивала и вынюхивала вещи во всех ящиках и сундуках.
Буфет в столовой был битком набит фарфором и стеклом. Но нижняя его часть была заперта. Наконец ей удалось отомкнуть замок. Там стояли хрустальные бокалы и рюмки, а справа лежало серебро. Дюжины ножей и вилок, рыбных ножей, ложек — больших и маленьких, черпаков. От восторга у нее перехватило дыхание. Шпановское фамильное серебро! Сама судьба привела ее в этот дом! Набор позолоченных ложек стоил ей бессонной ночи.
А шкаф с бельем просто не выходил у нее из головы. Ее жених, шеф-повар, намеревался, открыть маленький ночной ресторанчик, исключительно для знатоков. Он возлагал на этот план большие надежды; в Париже и Брюсселе ему приходилось работать в таких заведениях. Для ночного ресторана эти камчатные скатерти и салфетки могли ведь очень пригодиться. Шальке достала одну скатерть и полдюжины салфеток — виноградные листья и гроздья, — разложила их на коленях и так влюбилась в узор и ткань, что попросту унесла их с собой. Взять от излишка — не грех, успокаивала она себя. Зачем этим вещам здесь лежать? Они только истлеют. Она даже сделала доброе дело: нельзя же допустить, чтобы такая тонкая работа пропала даром.
15
Целый день возле домика Бабетты слышалось неумолчное жужжание насекомых — эта веселая музыка лета. Щебетание птиц и окрики, доносившиеся с полей, пронизывали воздух. Где-то резал стебли серп, коса прогрызала себе дорогу во ржи, а когда налетал ветер, стоявшая перед домом береза начинала шелестеть. Таков был мир, в котором жил Карл-кузнец.
Он работал большей частью за своим верстаком перед домом. Его овевал теплый воздух; порой он ощущал взмах крыльев пролетавшей мимо птицы. Если по проселочной дороге катилась телега, он вдыхал пыль, пахнущую глиной.
Маленький Себастьян, который рос на славу, лежал в корзине, подвешенной к стропилам крыши. Когда он начинал копошиться, Карл покачивал люльку, а когда принимался кричать, Карл останавливал люльку и менял пеленки. Почти целыми днями Карл оставался дома один, — Бабетта работала в поле. Если же случалось, что Себастьян долго вел себя тихо, Карла охватывал страх. А что, если Себастьян вдруг умер? Никогда не знаешь, что может случиться с ребенком. Взрослый человек крепче сложен, не так хрупок, — но ребенок? Это все равно что цветок, который каждую минуту может надломиться. Он вставал и подкрадывался к люльке: Себастьян спал блаженным, здоровым сном.
В минуты досуга Карл часто брал ребенка на колени, и малыш начинал сучить ножками. Герман уверил его, что у Себастьяна здоровые глаза; но разве глаза не могут внезапно заболеть? В один день? Он смастерил из дощечек забавного плясуна, раскрасил его яркими красками и стал дергать за веревочку. Себастьян запищал от радости и потянулся ручонками к плясуну. Теперь можно не сомневаться: он видит! Его, Карла, не так-то легко провести, он человек находчивый. Через несколько лет его сын Себастьян будет его поводырем, он больше и не помышлял о том, чтобы завести собаку. А несколько лет пройдут быстро.
Бабетта, изобретательная как всегда, поставила перед домом стол и несколько стульев. На столе была постлана белоснежная скатерть, на ней стояли чистенько вымытые стаканы: туристы могли получить здесь свежее молодо. Это была прекрасная выдумка. Выручка за молоко была ничтожная, но так как гостей обслуживал Карл, они вступали в беседу с этим большим угрюмым человеком в черных очках, осматривали его мастерскую, пахнувшую свежим деревом и лаком, и в конце концов покупали шкатулку, коробку для перчаток или другую безделку. Один господин из Тюрингии, торговавший канарейками, заказал сразу десять дюжин маленьких клеток для птиц. Это была крупная удача! О, Бабетта была женщина смышленая, голова у нее работала хорошо.
Однажды явился инженер Ладевиг из дорожностроительного ведомства. Ему нужны были для дорог две сотни заостренных мерных реек в полметра длиной, выкрашенных красными и синими полосами. Осенью Карл, если захочет, может получить у Ладевига работу на несколько месяцев — инженер искал хороших рабочих, чтобы дробить камень. Дела шли неплохо — то одно подвернется, то другое. Однажды в полдень на дороге остановился новенький автомобиль для развозки товаров. Он был покрыт небесно-голубым лаком, по которому крупными буквами было выведено: «Шпангенберг». Из авто выпрыгнул толстяк Бенно и направился к домику: он хотел посмотреть, что новенького есть в мастерской Карла, не может ли он что-нибудь захватить с собой в свой объезд. Счастье еще, что Бабетта оказалась дома, она умела говорить гораздо лучше, чем Карл. Она показала Бенно корзины Карла, подставки для яиц, скамеечки, ларцы, клетки для птиц и вообще все, что у него было.
— Какой у тебя замечательный автомобиль, Бенно! — с восхищением сказала Бабетта.
Да, ему пришлось приобрести этот грузовик, чтобы выдержать конкуренцию. Фрей из Нейштеттена развозит товары по селам и имениям за тридцать километров и даже еще дальше.
— Ты можешь осмотреть его изнутри, Бабетта! — с гордостью предложил Бенно.
Бабетта окончательно пришла в восторг. Смотрите-ка, да у него там целый склад! Бенно разъезжал по деревням и крестьянским дворам, говорил, говорил без конца, показывал свои прейскуранты: платить можно тогда, когда будут наличные деньги. О, этот Бенно был ловкий делец! Его оборот возрастал с каждым месяцем, хотя отец желчно называл этот автомобиль «катафалком фирмы Шпангенберг». Какое ему до этого дело?