Песнь крови
Шрифт:
– Отчасти. Нам необходимо было встретиться. И вот мы встретились.
Она повернулась и пошла обратно к деревьям.
– Постой!
Он потянулся к ней, но рука схватила пустоту, прошла сквозь ее платье, как сквозь туман. Он ошеломленно уставился на нее.
– Это мое воспоминание, не твое, – не останавливаясь, сказала ему Нерсус-Силь-Нин. – У тебя здесь власти нет.
– Но почему нам необходимо было встретиться? – Песнь крови звучала все пронзительнее, побуждая его задавать вопросы. – С какой целью ты призвала меня
Она дошла до края прогалины и обернулась. Лицо ее было мрачно, но не враждебно.
– Тебе нужно было узнать свое имя.
– Ваэлин!!!
Он моргнул, и все пропало: солнце, густая трава под сапогами, Нерсус-Силь-Нин и ее сводящие с ума загадки – все. Воздух сделался невероятно холодным после теплого летнего дня бессчетные годы назад, и он невольно прикрыл глаза ладонью, защищаясь от ослепительной белизны снега.
– Ваэлин! – над ним стоял Норта, его лицо было потрясенным и встревоженным. – Ты ранен?
Он по-прежнему сидел, привалившись к постаменту, только тот теперь опять зарос сорняками.
– Мне… надо было отдохнуть.
Он взял протянутую Нортой руку и поднялся на ноги. Неподалеку Баркус обчищал труп старого лучника, которого убил Ваэлин.
– Вы меня по следам нашли? – спросил Ваэлин у Норты.
– Без Каэниса это было непросто. Не так уж много следов ты оставил.
– Каэнис ранен?
– Его полоснули по руке, когда он разбирался с часовыми. Ничего серьезного, но из строя он на некоторое время вышел.
– А битва?
– Окончена. Мы насчитали шестьдесят пять трупов кумбраэльцев, брат Сонрил остался без глаза, и пятеро солдат Аль-Гестиана присоединились к Ушедшим.
В глазах Норты стояло то же затравленное выражение, которое затмило их, когда он впервые убил человека во время поисков Френтиса. В отличие от Каэниса и прочих, Норта, похоже, никак не мог привыкнуть убивать. Он невесело рассмеялся.
– Победа, брат!
Ваэлин вспомнил свист стрелы, пролетевшей мимо уха и вонзившейся в Линдена. «Победа… А такое чувство, будто это худшее из поражений».
– Долго ли он протянул?
Норта нахмурился.
– Кто?
– Лорд Аль-Гестиан. Он сильно страдал?
– Он и до сих пор страдает, бедолага. Стрела его не убила. Брат Макрил не может сказать, выживет он или нет. Он тебя звал.
Ваэлин внутренне содрогнулся от чувства вины и отчаяния. Пытаясь чем-нибудь отвлечься, он подошел к Баркусу, который деловито снимал с трупа все, что на нем было хоть сколько-нибудь ценного.
– Нет ли каких-то признаков, по которым можно определить, кто он?
– Довольно мало.
Баркус проворно сунул в карман несколько серебряных монет и достал пачку бумаг из небольшой кожаной сумки, висящей у мужчины через плечо.
– Вот, несколько писем. Может, тебе это что-то и скажет.
Норта взял бумаги, прочел первые несколько строк и вскинул брови.
– Что там? – спросил Ваэлин.
Норта аккуратно свернул письма.
– Это надо показать аспекту. Но, думаю, наша маленькая война разрастется за пределы этого леса.
Лорд Линден Аль-Гестиан лежал на ложе из волчьей шкуры и хрипло втягивал в себя воздух. Кожа у него посерела и взмокла от пота. Брат Макрил вынул у него стрелу из плеча и приложил к ране травяную припарку, чтобы вытянуть яд, но все это лишь ради успокоения души молодого аристократа – спасти его это не могло. Его напоили красноцветом, невзирая на его возражения, и это притупило боль, однако он по-прежнему страдал, и яд по-прежнему делал свое дело в его крови. Для него разбили палатку, и стоявшая внутри вонь живо напомнила Ваэлину его собственное мучительное восстановление после корня джоффрила.
– Милорд! – окликнул Ваэлин, присев рядом с ним.
– Брат… – Тень улыбки появилась на бледных губах молодого аристократа. – Мне сказали, что вы отправились в погоню за Черной Стрелой. Вы его догнали?
– Он… отправился к своему богу, – ответил Ваэлин, хотя, на самом деле, до сих пор не знал, кто был тот человек.
– Так мы, значит, можем отправляться домой, а? Думаю, король будет удовлетворен, как вам кажется?
Ваэлин посмотрел в глаза Аль-Гестиану, увидел в них боль и страх… и понимание, что ему-то уж домой не вернуться, что он скоро покинет этот мир…
– Да, он будет удовлетворен.
Аль-Гестиан обмяк, откинулся на меха.
– А мальчишку того убили, знаете… Я им говорил, чтобы не трогали, но они изрубили его в куски. Он даже не вскрикнул.
– Люди были злы. Они вас очень уважают. Как и я.
– Подумать только, а ведь отец предостерегал меня против вас.
– Простите, милорд?
– Мы с отцом очень разные люди и часто спорим. По правде говоря, надо признаться, я его не очень-то люблю, хоть он мне и отец. Иногда мне кажется, что он меня ненавидит за то, что я не столь честолюбив, как он сам. А честолюбивым людям всюду мерещатся враги, особенно при дворе, там же сплошные интриги. И перед отъездом он меня предупреждал, что, мол, ходят слухи, будто чья-то рука втайне действует против меня, хотя он и отказывался говорить, чья именно. Но он сказал, чтобы я следил за вами в оба.
«Слухи… чья-то рука действует против меня… Принцесса небось потрудилась».
– Но я просто не представляю, зачем бы вам причинять мне вред, – продолжал Аль-Гестиан, тяжко, судорожно дыша. – Передайте это ему от меня, ладно? Скажите ему, что мы были друзьями.
– Вы ему сами это скажете.
Аль-Гестиан слабо усмехнулся.
– Не старайтесь меня утешить, брат. У меня в шатре, там, в лагере, лежит письмо. Я его написал перед выступлением. Буду вам благодарен, если вы позаботитесь о том, чтобы оно попало по назначению. Это для… для одной моей знакомой.