Песнь ледяной сирены
Шрифт:
В руках Ингебьерг снова появилась пиала. Не табак внутри – пепел. Наверняка, не обычный пепел – тот, что запорошил побережье Фениксова моря и хранил память о людях, преданных огню.
Эскилль невольно вздрогнул, когда Ингебьерг склонилась над зажатой в ладони пиалой и, что-то прошептав, втянула пепел ноздрями. Болезненно поморщилась, будто обожглась. Красные всполохи в ее глазах, что окружали расширившийся значок причудливым ореолом, стали ярче. Эскилль кожей чувствовал – пепельная шаманка сейчас видела то, чего он не видел.
Ингебьерг размашистым шагом преодолела
– Я распорола швы, оставив один-единственный стежок, – сказала Ингебьерг заплетающимся языком. Сила пепла, непостижимая для огненного серафима, казалось, поглощала ее собственную. – Чтобы отделиться от своей тени окончательно, тебе будет достаточно его разрезать. Сделай это, когда будешь готов ее отпустить.
Пепельная шаманка поднесла к губам пустую пиалу и медленно выдохнула. Изо рта Ингебьерг потекли дымчатые струйки – подчиненные ее воле, они послушно, словно прирученные животные, забрались в пиалу и улеглись на дне. Заглянув туда мгновением спустя, Эскилль увидел лишь пепел. Ингебьерг заговорила его, окропив толикой своей крови, прикрыла пиалу крышкой и протянула огненному серафиму.
Нильс смотрел на Ингебьерг странным взглядом, и Эскилль не мог понять: хочет ли следопыт бежать от шаманки со всех ног или же преклонить перед ней колени. Возможно, Нильс не знал и сам.
А потом рука Ингебьерг стала эфемерной, словно тень, и темной, словно пепел. Она вонзилась в грудь Эскилля, прошила насквозь, впуская в его внутренности обжигающий холод.
Ингебьерг отдала часть Пламени его тени. Жаль только, не навсегда.
Глава двадцать пятая. Королева зимних ветров
Сольвейг невыносимо клонило в сон: сказывались бессонные ночи. Но она упрямо закрыла глаза, лишая себя не только голоса, но и зрения. Чтобы воздействовать на окружающий льдистый мир, нужно уметь его чувствовать. Не глазами. Кожей.
Она нежно провела по струнам, представляя, как нотами прокладывает себе путь к сердцу ледяной стихии.
Вот бы ей чары, способные рассеять морок, окутавший сознание ледяных сирен! Наверняка кто-то из жителей Крамарка – и, быть может, и самого Атриви-Норд такими располагает. Но сбегать в поисках чар сейчас (если, конечно, Полярная Звезда вообще ее выпустит) – безумие. Обратно она может уже не вернуться. Духи зимы надежно скрывали от глаз смертных свою обитель, а значит, без их магии вход в нее для Сольвейг останется закрыт. Близость к пленным ледяным сиренам и шанс узнать о сестре она не могла потерять.
Судя по рассказу Хильды, духи зимы действительно держали слово, награждая тех, кто сослужил им службу. Возможно, им знакомо понятие чести… Но вероятнее всего, для детей Хозяина Зимы подобное – очередная игра. Как кошка играется с мышью, на время выпуская ее из когтей – чтобы та, вкусив иллюзию свободы, пометалась вокруг, помельтешила перед глазами. Чтобы азарт стал сильней, чтобы не наскучила забава. Потому, отпуская Хильду, они расставляли для нее капканы, играли на ее нервах, сгущая напряжение и рождая в ней страх. Чтобы мышка-Хильда понимала, чем она рискует, если посмеет не подчиниться духам зимы.
Что, если Сольвейг в награду за сшитые снежные платья попросит отпустить ледяных сирен и развеять их морок? Хорошо, если бы Льдинка среди ледяных сирен нашла Летту… Тогда, как говорят охотники, своей исполненной в награду просьбой она могла бы убить двух зайцев.
Вернуть Летту. Освободить ледяных сирен.
Но пойдут ли духи зимы на это? Что, если, вероломные, придумают новую уловку? И что тогда делать?
Сольвейг задрожала, резко опуская скрипку. Ей всего семнадцать, а ее дар теперь, после потери голоса – загадка для нее самой. Она собиралась, ни много ни мало, пойти наперекор духам зимы. Готова ли она? И как обмануть того, кто сам силен в обмане?
Сила духов зимы казалась безграничной. Но все же… За долгие годы люди научились давать отпор и им, и их злобным зубастым собачонкам. Против исчадий – стены с огненным плющом, чаши Феникса и Огненная стража. Против зимних ветров – созданные колдунами знаки-обереги. Убить их, бессмертных, они не могли, но подальше от невинных людей держали.
Не то ли это равновесие, которого так желала Белая Невеста, отдавая свои силы, чтобы создать ледяных сирен?
Одна Сольвейг бороться с духами зимы не сможет. Но ей и не нужно быть одной. На ее стороне – такие же, как она, дочери Белой Невесты.
Против дочерей Хозяина Зимы.
Злым, резким выдохом она прогнала сомнение. Легким похлопыванием по щекам – сонливость. Чтобы прогнать усталость, нужно время, потраченное на хороший сладкий сон. Но времени у Сольвейг больше не было.
Она упрямо взялась за скрипку. В ее воображении ноты оседали в воздухе снежной пыльцой, холодным туманом… ледяным бисером, что горошинами рассыпан по полу. Она не училась ничего новому – лишь вела дар от своего сердца в мир иными тропами. Непривычный к воплощению через мелодию скрипки, дар слушался ее не всегда – часть его утекала мимо, словно из продырявленного кувшина. Но Сольвейг не позволяла себе опускать руки, старательно вплетая в музыку силу сирены.
Сотканная из нот, ее Песнь создавала на стене трещину за трещиной – тонкие, с волосок, с каждой новой нотой они ширились и углублялись. Новая, спокойная Песнь покрыла паутину трещин ледовой глазурью, сшивая края раны, делая стену цельной, литой. На губах Сольвейг заиграла улыбка – странное, до конца не познанное воплощение ее дара возродило в ней мечту.
Мечту стать однажды целительницей.
На рассвете Льдинка вернулась.
– Я нашла… твою сестру.
Сольвейг от волнения забыла, как дышать. Вскочила – лишь недавно прилегла, едва успела смежить веки. Ее повело от усталости. Раскинув руки, она с трудом удержала равновесие. Замелькавшие перед глазами черные мушки побледнели и пропали.