Песнь о Трое
Шрифт:
Ничто не могло остановить болтливые языки, но ничего нельзя было поделать. Эней был всем, что у нас осталось. Хотя Приам до конца не сдался: он назначил наследником этого дикого вепря, Деифоба. Этот акт пренебрежения не произвел на Энея особого впечатления — он был слишком в себе уверен.
Я долго вглядывалась в его смуглое лицо дарданца; я знала, какой огонь пылал в нем за его невозмутимой внешностью; я знала, как далеко может его завести всепоглощающее честолюбие. Словно медленный поток лавы, Эней неумолимо пробирался вперед, поглощая противников одного за другим.
Когда
В день нападения я закрылась в своих покоях, заткнув уши ватой, чтобы заглушить грохот и крики. Я ткала отрез тонкой шерсти с разноцветным затейливым узором; заставив себя сосредоточиться, я сумела забыть о том, что где-то идет битва. Ха! — Пенелопа Паутинноликая, жена кривоногого мужа, у которого нет чести и очень мало совести. Я готова побиться об заклад, что она никогда не соткала ничего и вполовину такого изящного. С ее задатками она наверняка занялась тканием саванов.
— Лицемерная придирчивая корова! — В ярости я разговаривала сама с собой, когда волоски у меня на руке встали дыбом, словно на меня смотрел кто-то с того света. Паутинноликая Пенелопа умерла? Это было бы слишком большим везением.
Но, подняв голову, я увидела, что на меня смотрит Парис. Он цеплялся за дверной проем, открывая и закрывая рот, не издавая ни звука. Парис? Парис, залитый кровью? Парис, у которого из глаза торчат два локтя стрелы?
Я вытащила из ушей вату, и на меня обрушился дикий шум, словно менады бежали по склону горы с намерением убить свою жертву. Уцелевший глаз Париса сверкал безумием, а с языка срывались слова, которых я не могла понять.
Пока я смотрела на него, мой шок прошел. Я начала смеяться, от смеха я упала на ложе и продолжала надрывно хохотать, ничего не в силах с собой поделать. И он упал на колени! Он пополз ко мне, его правая рука оставляла за собой на белом полу темно-красный след, торчавшая из правого глаза стрела шевелилась, и это было так смешно, что я захохотала еще громче. Добравшись до моих ног, он обхватил их здоровой рукой и залил кровью все мое одеяние. Отвращение мое было так велико, что я пнула его ногой, отчего он растянулся на полу.
Потом я побежала к двери.
Гелен с Деифобом стояли в огромном дворе, ни тот ни другой еще не сняли доспехов. Моего прихода никто не заметил, и мне пришлось тронуть Гелена за руку — ни за что в жизни я не согласилась бы дотронуться до Деифоба.
— Мы проиграли, — устало произнес Гелен. — Они нас поджидали.
В его глазах стояли слезы.
— Мы нарушили закон! Теперь мы прокляты.
Я пожала плечами:
— Какое мне дело? Я пришла не за новостями о вашей глупой битве — вам кто угодно сказал бы, что вы проиграете. Я пришла просить помощи.
— Все, что пожелаешь, Елена, — с вожделением в глазах заявил Деифоб.
— У меня в покоях Парис, и он, кажется, умирает.
Гелен вздрогнул:
— Парис
Я повернулась и пошла прочь.
— Я хочу, чтобы его убрали.
Придя в мои покои, они подняли Париса с пола, чтобы уложить его на постель.
— Я хочу, чтобы его унесли, а не устраивали поудобнее!
Гелен пришел в ужас:
— Елена, ты не можешь его выгнать!
— Посмотри на меня! Чем я обязана ему, кроме своего краха? Он годами не обращал на меня внимания! Годами он позволял мне быть предметом насмешек для каждой злорадной троянской мегеры! Но когда я в конце концов оказываюсь ему нужна, он считает, будто я до сих пор осталась той помешанной идиоткой, которую он увез из Амикл! Он ошибся! Пусть умирает где-нибудь в другом месте. Пусть умирает на руках у той, которую сейчас любит!
Парис затих; уцелевший глаз с ужасом смотрел на меня.
— Елена, Елена! — простонал он.
— Отстань от меня!
Гелен погладил его седеющие кудри:
— Парис, что случилось?
— Престранная вещь! Какой-то муж вызвал меня на поединок с расстояния, на которое только мы с Тевкром можем стрелять без промаха. Высокий муж с золотой бородой, настоящий дикарь. Он был похож на царя лесов с Иды. Но я его не знал, я никогда его раньше не видел! Поэтому я принял вызов, я думал, победа будет за мной! Но он стрелял лучше. Он трижды попал в меня, а потом стоял и хохотал, прямо как Елена!
Я больше рассматривала стрелу, чем слушала его жалостливый рассказ. Я уже видела такую раньше? Или слышала о ней в песне аэда в Амиклах? Очень длинное древко из ивового дерева, окрашенное ягодным соком в малиново-красный цвет, с оперением из белых гусиных перьев в таких же малиновых пятнах.
— Человека, который стрелял в тебя, Парис, зовут Филоктет. Ты удостоился чести, какой не заслуживаешь. У тебя в голове торчит стрела Геракла. Перед смертью он отдал свой лук и стрелы Филоктету. Я слышала, будто Филоктет умер от змеиного укуса, но, очевидно, слух был неверный. Эта стрела когда-то принадлежала Гераклу.
Гелен бросил на меня свирепый взгляд:
— Заткнись, бессердечная гарпия! Не можешь удержаться, чтобы не выместить злобу на умирающем?
— Знаешь, Гелен, — мечтательно ответила я, — ты еще хуже своей лунатичной сестрицы. Она, по крайней мере, не пытается изображать, будто она в здравом уме. А теперь, пожалуйста, уберите Париса.
— Гелен. — Парис слабо потянул его за набедренную повязку. — Отнесите меня на Иду к моей дорогой Эноне. Она сможет меня вылечить, она получила от Артемиды дар врачевания. Отнесите меня к Эноне!
Я влезла между ними, горя от ярости.
— Мне нет дела до того, куда вы его денете! Только унесите его отсюда! Отнести его к Эноне — ха! Он разве не понимает, что уже мертвец? Вытащи стрелу, Гелен, пусть он умрет! Он это заслужил!
Они усадили его на край ложа. Деифоб, сильнейший из них двоих, нагнулся, чтобы поднять его, но Парис ничем ему не помог; малодушный до крайности, он рыдал от страха. Когда Деифоб, пошатнувшись, выпрямился с Парисом на руках, тот повис на нем всем своим весом.