Песнь праха

Мини Джон

— Как?.. — Ему было так тяжело говорить. — А защита?..

— Вы немного просчитались. Это была защита от жизни, а не от смерти.

Женщина наклонилась над ним, отводя рукой в перчатке прядь белокурых волос со лба. Губы Донала задвигались, он хотел задать ещё один вопрос, но изо рта вырвался только тяжелый выдох.

— Устроенная вами защита охраняет, — она улыбнулась, — только от живых.

Донал перевел взгляд на десант.

— О, они-то как раз живые. — Женщина постучала одним пальцем по лбу Донала — Вы не рассчитывали на меня.

Темнота продолжала

сгущаться.

— …возьмите диву и… — было последним, что он услышал.

Затем тишина приняла Донала в свои объятия. Нет. Она моя.

Даже воздух стал плотнее, более вязким. Его было все труднее втягивать в легкие. Ты слышишь…

Тишина.

Кто-то сжал мир в кулак, и в одно мгновение от мира ничего не осталось.

8

За хаотическими сновидениями следовал бред, а затем лихорадочные метания в постели, конечности разрывала нестерпимая боль, а Донал — или, точнее, то почти лишившееся рассудка существо, которое когда-то было Доналом — пытался разорвать сковывавшие его путы и выл от бессилия. Но потом его в очередной раз засасывала коматозная тьма.

А спустя какое-то время жидким огнем наполнялся каждый его нерв по отдельности, исходя жуткой мукой, и цикл страшных пыток начинался вновь.

На протяжении девяти долгих дней и ночей сиделки с вертикально расположенными зрачками наблюдали за ним. Их кожа чередовала оттенки фиолетового цвета, когда его корчащееся в мучениях тело отбрасывало преломленную энергию тауматургического поля. На них поле не действовало, ночных сестер с изящными клыками и элегантными конечностями, так похожих на кошечек, дальними родственницами которых они были.

Они наблюдали и ухаживали за ним.

На десятую ночь что-то взорвалось внутри Донала, что-то у него в мозгу… Он испустил жуткий мучительный вздох и впервые за все эти дни провалился в спокойный сон. А над ним ярко светился десятифутовый щит, излучавший целительное поле. И вот он начал постепенно гаснуть. Тауматургическое поле меняло цвет и вскоре приобрело бледно-голубой оттенок и стало источать запах озона и сирени.

Обе ночные сестры переглянулись. Вертикальные щелочки их глаз округлились, а свет бледнел все больше и больше.

— Он выздоровеет, как ты думаешь?

— Выздоровеет. Ты хорошо поработала, сестра Фелиция.

— Спасибо. Мне позвонить командиру, или ты сама?..

— Позвони.

Ночная сестра помоложе, которую звали сестра Фелиция, прошла по центральному проходу палаты. Была ночь, и помещение находилось почти в полной темноте, кроме одной из кроватей, мерцавшей сапфировым светом. Это лучилась энергия, исходившая от одной из жертв парализующих чар, наведенных укусом жука смерти.

Другие спящие лежали под одеялами в абсолютной неподвижности, а тем временем над каждой подушкой парили крошечные эльфы-наблюдатели, готовые в любое мгновение вспыхнуть ярким светом в том случае, если какие-то жизненно важные показатели упадут ниже тех параметров, которые установили ночные сестры.

Войдя

в ординаторскую, сестра Фелиция подняла телефонную трубку. Одним своим коготком она настроила все десять дисков на соответствующую комбинацию цифр. Подождала гудков. И, хотя была самая середина ночи, на противоположном конце кто-то сразу же после первого гудка снял трубку.

— Алло?

— У телефона командир Лора Стил? — Да.

— Вы хотели узнать, когда в состоянии пациента по имени Риордан наступит перелом?

— Что случилось?

— К счастью, наступило улучшение. Исходя из того, что он не умер в течение первых трех дней, у него есть все шансы…

— Он будет жить?

— Да, это… Связь прервалась.

Сестра Фелиция опустила трубку.

— Как вам угодно. — Её шепот напоминал шипение хищника.

На семнадцатый день — после того, как Донал в третий раз за двадцать пять часов пришел в себя — сестра Фелиция помогла ему перейти из кровати в инвалидное кресло, представлявшее собой переплетение серебряных гептаграмм.

— Чтобы привлечь удачу, — пробормотала она, когда Донал провел пальцами по мягкому металлу. — И для скорейшего выздоровления.

— Куда? — прохрипел он. — Куда… мы едем?

— На реабилитацию. — Сестра Фелиция толкнула кресло вперед. — Не верьте тому, что говорят о мистических терапевтах.

Кресло теперь двигалась само, а сестра шла впереди, проходя сквозь двойные двери. Они вышли в коридор, пересекавшийся множеством других коридоров. Кресло следовало за ней вместе с измученным страданиями телом Донала.

— А что… говорят?

— О! — Сестра Фелиция бросила на него взгляд через плечо. — Что они злобные садисты и получают огромное удовольствие от пыток и мучают вас до тех пор, пока вы не закричите.

Они отправились дальше. Наконец перед ними появился плавающий знак в виде руки. От него в разные стороны расходились пять коридоров.

— Реабилитация, — громко произнесла сестра Фелиция. Рука повернулась налево.

— Здесь все вращается. — Она покачала головой и направилась в тот коридор, в который указывала рука. — Идемте.

Кресло последовало за ней.

— А… терапевты. — Донал говорил с трудом, но не мог не задать вопрос. — Они… не пытают пациентов?

— Конечно, пытают. — Сестра Фелиция сбавила шаг, приблизившись к черным непрозрачным дверям, на которых стояли две большие буквы: «ОР». — Но делают это просто по необходимости, а вовсе не из удовольствия. — И улыбнулась, продемонстрировав тонкие белые клыки. — Я пошутила.

Двери сами собой распахнулись, сестра Фелиция отошла в сторону, а кресло с Доналом вкатилось в отделение.

Как только двери за ним захлопнулись, послышался тихий женский смешок.

— Ах, значит, вы и есть жер… то бишь наш новый пациент. — Перед Доналом вырос андрогин в белой рубахе и брюках. У него были широченные плечи и пальцы длиной десять дюймов. Тонкие острые черты растянулись в улыбке. — Это всего лишь наша маленькая шутка. Не бойтесь.

— О священный Танатос! — Донал был к таким вещам совсем не готов.