Песнь русалки
Шрифт:
Свят тут же ощутил зудящее желание самостоятельно убедиться, что на щеках пса изнутри появился рисунок, а заодно и себе в рот заглянуть было бы неплохо, но щенок тут же соскочил со стола и спрятался под складками белой скатерти. Милорада рассмеялась.
— Смешные вы такие, так бы и оставила тут насовсем, а то же мне скучно.
— Как тут заскучаешь, — непонимающе пожал плечами княжич. Милорада еще раз взглянула на него, и в глазах ее плескалась нежность, которая бывает в глазах очень старых
— А что тут интересного? Покидать топь мне не дают, а если кто в гости и наведается, то лишь русалка или болотница, ну или какая птица поважнее. А с ними разговоров немного: хороша ли погода, много ли в речке рыбы, густы ли туманы, толста ли паутинка. И так из раза в раз. А мне другое интересно.
— Что же? — казалось бы, простой, как лапоть, вопрос, но Милорада просияла. Взглянула на Святослава искоса, мол, вдруг это его не сильно волнует, но юноша смотрел на нее, не отводя глаз. Ему и правда было любопытно, что может интересовать девушку, живущую посреди проклятой топи и болтающую с русалками.
— Ну… — непослушный локон никак не хотел убираться и все падал ей на глаза. — Мне многое интересно, но если просто, то хочется увидеть, как люди живут. Как взрослеют, заводят семьи, детей, стареют и умирают, как пекут хлеб и ткут полотно, доят коров и вспахивают земли. Это все так… увлекательно!
— Чего ж тут увлекательного?
— Ну как «чего»? Жизнь меняется каждый день. Сегодня ты просыпаешься здоровым и полным сил, а на следующий день после трудной работы не можешь подняться, потому что спина болит и колени скрипят.
«Что ж хорошего?» — чуть не выпалил Святослав, но сдержался. Ему решительно было не понять, как Милорада может находить такое интересным, но уточнять не стал, чтобы не обидеть. Его примерно также увлекали люди в других государствах, и тот же Влас смотрел на Свята, как на сумасшедшего, когда тот рассказывал, как очередную ночь провел над книгами из другого царства. Иногда Святослав жалел, что у него не было старшего брата, которому отец мог бы доверить княжение, чтобы сам Свят мог отправиться странствовать.
Юноша мотнул головой, отгоняя тяжелые мысли. «Если бы, да кабы», — все это лишь приводило к еще большему разочарованию в смеси с обидой за весь мир, что жизнь не извернулась так, как угодно одному лишь Святославу. Милорада заметила это движение. Кивнула, будто забралась прямиком ему в голову.
— Знаешь, я не очень хорошая хозяйка, прости меня, пожалуйста. Твоя помощь мне сейчас не нужна, так что сходика-ты в баньку попариться. Заодно смоешь свою усталость с обидой.
— Спасибо, — кивнул юноша и направился к двери в садик, но Милорада его окликнула.
— Куда ты, княжич? Баня-то в тереме, — улыбнулась она. Пару мгновений она с удовольствием наблюдала, как вытягивается лицо юноши, а потом прибавила. — Иди во все открытые двери, и окажешься в бане.
— Хорошо. Спасибо, — еще раз пробормотал Святослав и попытался выудить щенка из-под стола, но Милорада сказала, что Влас ей нужен тут.
Когда княжич вышел, девушка уперла руки в бока и присвистнула.
— Давай-ка, песик, расскажи мне про своего друга, пока я буду тебя от дурного колдовства лечить, — из-под стола тут же появилась заинтересованная мордашка. Ничего на свете Влас не любил так, как добрые свежие сплетни, которые можно подать с пылу-с жару. Милорада сощурилась. — Скажи-ка, женат наш княжич?
Святослав никогда не видал такой бани, как в Милорадином тереме. Юноша уже немного устал удивляться, но всякий раз, стоило ему зайти в новую комнату, его брови ползли вверх. Ему казалось, что наутро у него лоб будет болеть, как натруженные на веслах руки.
Но парная и правда была чудная, он о таких, как и о заморском стекле, только в иностранных книгах читал. Тут не было дерева и веников, только каменная скамья, облицованная мелкой гладкой мозаикой. Помещение было просторным, Свят чувствовал это, но оценить размах он не успел. Стоило ему снять одежду и зайти в теплый, дышащий влагой полумрак, что-то в стенах зашипело, и в комнатку поползли белесые облака пара, густые, как молоко. Юноша опустился на каменную скамью и приятно удивился, что та была теплой.
В воздухе запахло травами, пар каплями оседал на коже, волосах и бороде, отчего лицо начало чесаться. Свят несколько раз провел ногтями по заросшему подбородку, думая про себя, что стоило бы поправить торчавшие во все стороны клоки. Он не брился с тех самых пор, как на них обрушились все беды. Руки не доходили, да и не заботило его это. Чем больше хотела его женить на себе Дана, тем больше он пытался стать ей противным. Но тут можно было не бояться.
От тепла позвоночник Свята словно расплавился, стал мягким, как кисель. Юноша и сам не заметил, как стек на лавку, вытянул ноги на теплом камне и расслабленно прикрыл глаза. В бане не было удушающе жарко, и он даже думал о том, что тут нестрашно и уснуть. Его и правда начало клонить в сон. Набитый иностранной едой желудок его не мучал, пустил сладкую негу в разум, снялась и злоба, и раздраженность. Впервые за долгое время Святославу было хорошо и спокойно. Так хорошо, что в памяти сами собой всплывали слова хозяйки дома: «Так бы и оставила вас тут насовсем».
А что? Может, это было бы и неплохо. Вдали от Даны, вдали от свалившейся на плечи Святослава ответственности за княжество, вдали от бед, которые обрушились на Дол. Конечно, Свят с самого детства знал, что когда-нибудь он станет князем, заботы княжества станут его заботами, а родная земля станет для него важнее жены и матери. Но, сколько бы ему этого ни твердили, даже в свои двадцать он оказался не готов. В груди неприятно сдавило, в горле появился ком. Свят сел и провел ладонью по мокрому лицу. Нет, так думать нельзя. Эти мысли никому не помогут, а только бед наделают.