Песнь русалки

Урбан Саша

Кощей снова вскинул брови и задумчиво почесал бороду.

— А что…? Сможешь сад посадить, княжий сын?

— Все смогу, — ответил Святослав.

— Земли мерзлой наколоть. Воды натопить. Почву мертвую жизнью напоить.

— Все смогу. Возьми меня на службу и увидишь.

Пожамкал Кощей тонкими губами.

— А может, ты другую невесту себе найдешь. Сам понимаешь, дипломатические браки…

— Нет уж, хозяин, эту хочу. Она меня выбрала, а я ее. Дай мне службу, а если я с ней справлюсь, там и рассудим. Не отдашь невесту, так хоть княжество

мне мое воротишь, — напирал юноша. Кощей потер руки.

— Не люблю я вас, смертных дураков, но то, что ты не стал с порога палицей махать да на поединок звать, честь тебе делает. Бери Ольгу и бегом сад госпоже Милораде садить.

— Батюшка! — вспыхнула воспитанница. — Я с ним никуда не пойду, он меня…

— И слышать не желаю, — прикрикнул Кощей. — Иди и садом занимайся. И только посмей еще раз расстроить госпожу Милораду. Она тебе матушкой станет, ты уважать ее должна.

И, не дожидаясь, когда Ольга скажет еще хоть слово поперек, поднялся с трона и направился к дверям. На ходу лишь обронил:

— Дай новому слуге место в конюшне. И в баню его отправь, а то людским духом от него разит. И псиной.

Ни слова не сказала Ольга, только раскраснелось ее острое личико. Проводила взглядом батюшку и бросила испепеляющий взгляд на Святослава, да тут же отвернулась.

— И близко ко мне не подходи. Жених.

— Прости меня, — выдавил Свят. — Не хотел пугать.

— А чего ж хотел, позволь узнать? — ощерилась девица.

— Спросить хотел, чья ты дочь.

— А что, думаешь, коль одну невесту домой не привезешь, так другая сойдет?

— За что госпожа Милорада на тебя взъелась? Рассматривала ли тебя тебя?

— Ты мне зубы не заговаривай, жених.

Свят устало сжал пальцами переносицу. В голове роились мысли, спутались в беспорядочный клубок, и он сам не знал, за какую нитку потянуть, лишь бы не запутать все еще больше.

— Пойдем, нечего тут языком чесать. Сад от этого быстрее не вырастет.

* * *

— Ты перестанешь ворочаться? — шикнул Влас на кошку. Милорада уже с час не могла улечься на сене. То свивала гнездо, то разрывала его и начинала заново, то останавливалась и принималась лапами наминать мягкие стебли.

— Тебе-то что? Храпи себе в обе дырки, — мявкнула она.

— А вдруг ты мне горло решишь вспороть, пока я сплю, — хмыкнул он. — Что ты бесишься?

— Не бешусь я.

— Конечно, а то ж я не вижу. Вы все одинаковые, что кошки, что девки.

Милорада подобрала под себя лапки, напушилась, взглянула на Власа со всем презрением, на которое только была способна кошачья морда.

— Ты зачем сказал, что я Святослава захомутала? Он сам согласился меня женой своей сделать.

— Так ты ему выбор давала? — хохотнул Влас. — Не припомню такого.

— Ну так он ж все равно говорил, что ему жена нужна, чтоб от мачехи спастись, — махнула ушком Милорада. — Да и к тому же мы…

— На ложе твоем колдовском миловались. А я-то надеялся, что мне те вопли приснились.

— У тебя в теле явно дырок маловато, да боюсь, если новые наделаю, последние мозги из тебя вытекут, — пригрозила Милорада, обнажая коготки.

— Грозись, пушистая, — великодушно разрешил юноша. — Если захочешь когти в ход пустить, то возьми на себя труд почесать мне спину вот там.

Он указал чуть ниже поясницы. Кошка прижала уши, зашипела и свернулась калачиком так, чтоб глаза ее самодовольного лица Власа не видели. Тот сладко вытянулся на стене, похрустел спиной. Бросил еще один взгляд на кошку и сказал.

— Ну, не все же равно ему, раз он сюда намылился.

— Ему-то не все равно, а я его люблю, — пробурчала Милорада, и сердце стянуло тоской. — Чуешь разницу, песья голова?

— Не-а, если честно. Ты когда-нибудь еще кого любила?

Милорада задумалась.

— Ну, бабушку. В зеркальце волшебное смотреть люблю. С русалками танцевать любила.

— А как Святослава? Откуда знаешь, что ты его любишь?

— Ой, а ты-то сам знаешь, каково это!

— Ну… — пожал плечами Влас. Перед глазами пронеслись румяные лица всех девиц, что заставляли его сердце заходиться, а мысли — путаться. Ради одной он из княжеского сада яблоки воровал, ради другой — уводил ночью из конюшни лучшую кобылу, чтоб раскрасавицу ночью по полю покатать. Весело было видеть их довольные лица, чувствовать на губах их благодарные поцелуи, стискивать их прелести. Да только через неделю-другую расходились лучшими друзьями, да и забывали обо всем.

— Ну и? — передразнила Милорада.

— Да не знаю я, — отмахнулся Влас. — Вот ведь пристала, кошка драная. Меня-то ежели кто и любил, все оставляли.

Милорада подняла голову, внимательно взглянула на зажмурившегося Власа, всем видом показывавшего, как он старается уснуть. Кошка поднялась на мягкие лапки и перелегла, прижалась боком к оборотню и тихо пробормотала:

— Меня тоже.

* * *

В одном Влас был прав — в кощеевом дворце комнат было явно больше, чем нужно. Потому Ольга рассудила, что батюшка не осерчает, если один из пустых залов превратится в зимний сад. Пласты холодной земли, вытащенной из-под снега, были сложены вдоль стен, как кирпичи. В углу горой лежали мешки с семенами и огромные, в половину человеческого роста, кувшины снега, который, несмотря на тепло во дворце, не желал таять.

— Ну что, — цокнула языком Ольга. — Взялся за гуж — не говори, что не дюж.

— А ты?

— Я буду командовать, — сложила руки на груди девица и кивнула в сторону земляных пластов.

Святослав засучил рукава и подошел к породе, черной и крепкой, как камень. Попробовал отломить кусок, но только ладони стесал. Ольга прочистила горло и кивнула в сторону кирки, прислоненной к стене поблизости. Свят кивнул и взялся за рукоять, размахнулся, ударил раз, да чуть не оглох от звона. Дрожь пошла по рукам такая, что юношу отбросило назад на три шага, а земле — хоть бы что.