Песнь русалки
Шрифт:
— Должно быть не сложнее, чем верхом, — повела плечом Ольга.
Волк сорвался с места, и девушка чуть не свалилась было от резкого толчка, но Святослав крепко прижал ее к себе, аж дух захватило. Но это от скорости было, конечно. Миг потребовался девушке, чтоб вспомнить, как дышать. Затем она наклонилась чуть вперед, прижала колени к волчьим бокам.
Мелкая снежная крошка летела в лицо, солнце вышло из-за облаков и плясало на хрустящем насте. От волчьих лап по снежно-ледяной корке разбегалась паутинка трещин. Морозный воздух толчками врывалась в грудь, вырывая кашель смешанный со смехом.На мгновение Ольга и позабыла, что под ней двоедушник, а позади балансирует молодой князь с глазами цвета талого льда.
— Давай, — прошелестело у нее над ухом.
Ольга стиснула зубы и снова напрягла руки, но Святослав наклонился вперед, взял ее за запястье и мягко отвел его в сторону, позволяя стянутым черной перчаткой пальцам ловить ветер. Ольга засмеялась. Бархатистый смех Святослава вторил ей.
— Вы там совсем ошалели? — буркнул Влас, но без злости.
Ему и самому нравились эти мгновения, когда мир проносится перед глазами одним смазанным пятном, но в то же время волчий взор может различить каждую снежинку. И что-то первобытное разливается в груди: звериная жажда, желание бежать, нестись, гнать, а потом оказаться там, где сердце чувствует себя дома. Где спокойно и хорошо. И чем дальше они летели через снежную равнину, тем жарче разгоралось тепло в груди, а тревога и обида тонули в колючем снегу.
Если бы Ольга обернулась, она бы увидала, как разгорелись глаза Святослава. Искрами вспыхивала в них радость и восхищение от этого ледяного безмолвия. Длинная черная коса хлестала его по плечам, только успевай уворачиваться, но даже это сейчас казалось ему веселым. И тепло девичьего тела, которое он кожей чувствовал даже через перчатки, заставляло чувствовать себя живым, пьянило лучше пенной браги. Если б можно было на всю оставшуюся жизнь растянуть этот полет через равнину, в котором не было ни долга, ни клятвы, только ветер и снег, он бы отдал все, что у него было.
От этой мысли на сердце у Святослава потяжелело. Нет, так нельзя. Рука, придерживавшая запястье Ольги, обмякла. Свят стиснул зубы, напряг спину. Девушка, словно почуяв случившуюся с ним перемену, вся сжалась и попыталась отодвинуться вперед. На секунду ей показалось, что какое-то незнакомое тепло разлилось вокруг сердца.
«Ну уж нет!» — напомнила себе она. Не сейчас. Возможно, потом, когда все закончится, воспользуется она предложением Кощея, покинет черный терем и отправится к людям в купальную ночь через костры скакать, а потом с первым, кто приглянется, в укромном теньке миловаться. Может, и мужа себе раздобудет какого-нибудь. Правда, не прям уж какого-нибудь, а…
Она тряхнула головой, еще раз обещая себе подумать об этом потом.
Из-за горизонта наконец показались острые зубья Волчьих гор.
Серые пики с заснеженными макушками царапали небо. С каждым вдохом горная громада вытягивалась все выше и выше, пока не заполонила собой все пространство, доступное глазу. Казалось, исполинские горы давят на кощеевых посланцев своей вековой тяжестью. Какими бы маленькими себя ни чувствовали путешественники, захотелось сжаться, стать еще меньше, чтоб Волчьи горы не заметили их — назойливых блок, дерзнувших скакать по морозным утесам.
У самого подножья царила почти ночная темнота. Ветер несся из ущелий и растекался по долине, переплетался теченьями и пронзительно свистел. Влас сбавил шаг, прислушался к завываниям среди камней. Один протяжный звук, не похожий на многоголосье ветров, заставил его навострить уши.
— Туда? — спросил он, указывая в расщелину. Узкая, пройти в ней можно было разве что боком, стараясь делать не больше полувдоха.
— Тут ты наши глаза и уши, — предупредила Ольга, но все же спешилась. Прикрыла глаза. Для нее, как для жительницы кощеева двора, горы гудели угрозой.
Она опустилась на колени, сняла перчатки, открыла лицо и принялась шарить в снегу, пока пальцы не наткнулись на гладкий камешек. Ольга вытащила его на свет и, поднеся к губам, принялась шептать. Камешек согрелся от дыхания, и даже волнение гор приубавилось. Ольга осторожно, как младенца, положила заговоренный камень в снег, а с ним оставила свои перчатки. Поднялась, поклонилась горам, и только после этого обернулась к своим спутникам.
— Теперь можно идти.
Юноши переглянулись. В глазах у обоих читалось усталое: «не спрашивай, так надо». Они кивнули друг другу, Влас прибавил шагу, обогнал их и первым зашел в расщелину. Ольга развернулась боком и последовала за ним. Она осторожно приподнимала руки, пытаясь уберечься от острых камней. Следовавший за ней Святослав стянул свои перчатки из мягкой кожи и протянул их Ольге. Девушка попробовала было отказаться, но юный князь и слушать не стал. Просто впечатал перчатки в раскрытую ладонь, замершую в останавливающем жесте.
— Если упадут, оба с голыми руками пойдем, — предупредил он.
Кусачий холод, царивший в ущелье, не дал стеснению победить. Ольга благодарно кивнула и натянула перчатки. Они были велики, но зато еще хранили тепло чужих рук.
Эхо дыхания разносилось по расщелине, и словно в ответ до них долетал треск и звон — это откалывались и падали вниз куски наста, клацала об утесы каменная крошка, сдвинутая слишком сильным порывом ветра. Спутники старались быть как можно тише, но даже молчание полнилось звуками, до того оглушительно громкими, что казалось, что вот-вот сами горы обрушатся на них в наказание за потревоженный покой. Стоило только намеку на эту мысль появиться в их головах, все трое тут же гнали навязчивый образ прочь. И все же под кожей морозом разливался ужас, стоило только представить, как они втроем будут пытаться сбежать от стихии по узкой расщелине, где даже шагать скоро не получалось. Влас уже тысячу раз пожалел о том, что они не пошли по верху, но чутье вело его дальше, вперед, и он, как мог, сглатывал накатывавшую волнами панику.
Вдруг над головами раздался хруст. Мелькнула тень. Все трое остановились, задрали головы, задержали дыхание. Ничего. Только несколько комьев снега упали с гулким эхо.
— Далеко еще? — спросил Святослав.
— Я-то откуда знаю?! — шикнул Влас.
— Это уже не важно, — отметила Ольга, указывая наверх. Вереницей мелькали тени. — Нас будут ждать у выхода.
Интересно, сколько страха нужно натерпеться, чтоб перестать его испытывать? Чтоб нервное покалывание, разливающееся по коже, ощущалось не больше, чем зуд, который пройдет, если немного потерпеть? Каждый по-своему задавался этим вопросом, и каждый отказывался искать ответ. Завязавшийся в животе тугой комок нервов не давал сильно рассуждать. Мыслей хватало только на то, чтобы передвигать ноги, пробираясь вперед, и подбирать правильные вежливые слова.
Вскоре показался выход из расщелины. Солнце било лучами прямо в него, и казалось, что за узким коридором в каменной породе нет ничего кроме белого света. Но стоило троим спутникам вывалиться наружу и набрать полные легкие воздуха, зрение у них прояснилось. Они оказались в горной долине, и прямо у входа их окружили трое огромных волков.
Матерый, покрытый шрамами, одноглазый волк вышагнул вперед и обнажил зубы, зарычал. Троица подобралась, все встали плечом к плечу. Святослав, недолго думая, положил руку на рукоять отцова кинжала, но волк только предупреждающе рыкнул. Свят поднял ладонь.