Песнь Сюзанны
Шрифт:
Прежде чем Эдди успел закричать от ярости, дверь распахнулась вновь. На этот раз в яркий солнечный свет, наполненный пением птиц. Он почувствовал запах сосен, услышал, как вдали что-то громыхнуло. А потом его засосало в эту яркость, и он не смог даже крикнуть, что все пошло не так, что… Эдди обо что-то стукнулся виском. Одно короткое мгновение остро чувствовал, что летит между мирами. Потом раздалась стрельба. Пришла смерть.
КУПЛЕТ:
Commala — come — two
The wind’ll blow you through
Ya gotta go where ka’s wind blow ya
Cause there’s nothing else to do.
ОТВЕТСТВИЕ:
Commala — come — two!
Nothing else to do!
Gotta go where ka’s wind blows ya
Cause there’s nothing else to do.
Строфа 3.
До первого июня 1999 года Труди Дамаскус полагала себя практичной женщиной, которая могла объяснить любому, что НЛО в большинстве своем — атмосферные зонды (а остальные сработаны людьми, которые хотели покрасоваться на экране телевизора), Туринская плащаница — подделка какого-то мошенника четырнадцатого века, а призраки, включая и Джейкоба Марли [11] — свидетельства психического нездоровья или вызваны расстройством пищеварения. Будучи практичной женщиной, она хвалила себя за свою практичность, и чему-либо суеверному и сверхъестественному не было места в ее мыслях, когда она шла по Второй авеню на работу (бухгалтерскую фирму «Гаттерберг, Ферт и Патель»), с холщовым пакетом для покупок и сумочкой на плече. Одним из клиентов «ГФиП» была сеть магазинов детских игрушек «КидзПлей», и сеть эта задолжала «ГфиП» приличную сумму. То обстоятельство, что они также балансировали на грани банкротства, для Труди ровным счетом ничего не значило. Она хотела получить причитающиеся фирме 69211 долларов и 19 центов и провела большую часть отведенного на ленч часа (в одной из дальних кабинок кафе «Блины и оладьи у Денниса», которое до 1994 года было рестораном «Чав-Чав»), размышляя над тем, как их добыть. За последние несколько лет она уже сделала несколько шагов к тому, чтобы фирма «Гаттенберг, Ферт и Патель» сменила название на «Гаттенберг, Ферт, Патель и Дамаскус», и получение долга с «КидзПлей» стало бы еще одним шагом, причем большим, в этом направлении.
11
Джейкоб Марли — этот призрак явился Эбенезеру Скруджу в «Рождественской песне в прозе» (1843 г.) Чарльза Диккенса. Для информации: в этом произведении главы названы строфами.
Так что, пересекая Сорок шестую улицу и держа путь к большущему небоскребу из темного стекла, который теперь стоял на углу Второй авеню и Сорок шестой улицы, обращенному к Верхнему Манхэттену [12] (раньше там находился некий магазин деликатесов, а потом некий пустырь), Труди думала не о богах, призраках или визитерах из астрального мира. Она думала о Ричарде Голдмане, говнюке, который возглавлял некую компанию, торговавшую детскими игрушками, и о том…
Но именно тогда жизнь Труди переменилось. Произошло это, если быть точным, в час девятнадцать минут пополудни, по ЛВВ. [13] Она как раз добралась до бордюрного камня. Собственно, уже поставила на него ногу, и в этот самый момент прямо перед ней на тротуаре возникла женщина. Афроамериканка с большими глазами. Нью-Йорк не страдал недостатком черных женщин, и, видит, Бог, большие глаза у них не редкость, но Труди никогда не видела, чтобы женщина материализовалась прямо из воздуха, что, собственно эта афроамериканка и проделала. Десятью секундами раньше Труди Дамаскус рассмеялась бы и сказала, что нет ничего более невероятного, чем вот такое появление женщины, аккурат перед ней, на тротуаре в Среднем Манхэттене, но именно так и случилось. Определенно случилось.
12
Верхний Манхэттен начинается с 65-й улицы. Ниже расположены Средний Манхэттен (с 65-й по 14-ю улицу) и Нижний (с 14-й по 1-ю)
13
ЛВВ — летнее восточное время. Закон от 8 июля 1986 г. устанавливает летнее время на час вперед по сравнению с поясным временем с двух часов утра в первое воскресенье апреля по последнюю субботу октября. Законе не обязателен для всех штатов, но принят в большинстве из них.
И теперь она знала, что, должно быть, испытывали все эти люди, которые рассказывали о том, что видели летающие тарелки (не говоря уже о гремящих цепями призраках), как они злились, сталкиваясь со стойким недоверием таких людей, как… да, таких, как Труди Дамаскус, какой она была в один час восемнадцать минут пополудни первого июня, когда покидала угол Второй Авеню и Сорок шестой улицы со стороны Верхнего Манхэттена. Ты можешь говорить людям: «Вы ничего не понимаете, это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СЛУЧИЛОСЬ!» — и не вызывать никаких эмоций. Разве что услышать в ответ: «Ну, наверное, она просто вышла из-за автобусной остановки, а вы этого не заметили» или «Она, вероятно, вышла из маленького магазинчика, а вы не обратили на это внимания». И сколько ни талдычь им, что нет никакой автобусной остановки ни на одной стороне Сорок шестой улицы, толку от этого не будет. И сколько не талдычь им, что и маленьких магазинчиков поблизости нет, во всяком случае, после постройки Хаммаршельд-Плаза-2, [14] тебе не поверят. Вскорости Труди предстояло прочувствовать все это на собственной шкуре, и практичные люди едва не довели ее до безумия. Она не привыкла к тому, чтобы к ее восприятию действительности относились, как к капельке горчицы, случайно упавшей на стол, которая тут же стиралась, или к кусочку недоваренной картофелины, который отодвигался на край тарелки.
14
Хаммаршельд-Плаза — в нашей реальности единственная Хаммаршельд-Плаза (Hammarshald Plaza) расположена в Нью-Йорке на углу Второй авеню и 47-й улицы. Посмотреть на нее можно в Интернете. Судя по фотографиям, Хаммаршельд-Плаза-2 — ее двойник
Никакой автобусной остановки. Никаких маленьких магазинчиков. Только ступени, поднимающиеся к Хаммаршельд-Плаза-2, которые несколько человек облюбовали для ленча, вот и сидели там с пакетами из коричневой бумаги, но призрак-женщина не спускалась и со ступеней. Фактически произошло следующее: когда Труди Дамаскус поставила свою обутую в кроссовку левую ногу на бордюрный камень, тротуар непосредственно перед ней пустовал. А когда перенесла свой вес на левую ногу, перед тем, как оторвать от мостовой правую, появилась женщина.
Какое-то мгновение Труди могла видеть сквозь нее Вторую авеню, и что-то еще, что-то похожее на вход в пещеру. Потом все исчезло, вместе с прозрачностью женщины. Процесс ее «загустевания» занял, по прикидкам Труди, секунду, может, меньше. Уже потом в голову Труди пришла старая присказка: «Если б мигнула, ничего бы и не увидела», — и она пожалела, что не мигнула. Потому что черная женщина не просто материализовалась из воздуха.
Она отрастила ноги прямо на глазах у Труди Дамаскус.
Именно так; отрастила ноги.
Труди ничего не мерещилось, ее органы чувств ясно и четко фиксировали происходящее, и потом она говорила людям (число тех, кто хотел ее слушать, уменьшалось и уменьшалось), что каждая подробность этого происшествия отпечаталась в ее памяти, как татуировка. Поначалу рост призрака чуть превышал четыре фута. Маловато, конечно, для обычной женщины, полагала Труди, но, возможно, нормально, если ноги начинались от колен.
Призрак был в белой рубашке, запачканной темно-бордовой краской или высохшей кровью, и джинсах. До колен джинсы облегали ноги, а ниже штанины распластались на тротуаре, как кожа двух невиданных синих змей. Потом, внезапно, штанины раздулись. Раздулись, пусть и звучит это безумно, но Труди видела, как это произошло. И в тот же самый момент рост женщины изменился, с четырех футов и ничего ниже колен до пяти футов с семью или восемью дюймами. Такой трюк Труди с интересом посмотрело бы в кино, но происходило все не на экране кинотеатра, а в ее реальной жизни.
На левом плече женщины висела отделанная материей сумка, похоже, сплетенная из соломки. В ней лежали вроде бы какие-то тарелки или блюда. В правой руке женщина сжимала вылинявший красный мешок, с завязанной тесемками горловиной. В мешке находился ящик или коробка с прямыми углами, упирающимися в материю. Мешок раскачивался из стороны в сторону, поэтому Труди не смогла полностью прочитать надпись на нем. Разобрала лишь «НА ДОРОЖКАХ МИДТАУНА».
А потом женщина схватила Труди за руку.
— Что у тебя в пакете? — спросила она. — У тебя есть туфли?
Вопрос заставил Труди взглянуть на ступни черной женщины, и вновь она увидела что-то фантастическое: ступни у афроамериканки были белые. Такие же белые, как у нее самой.
Труди слышала о людях, которые лишались дара речи; именно это произошло и с ней. Язык присох к нёбу и отказывался спуститься. Однако, к глазам никаких претензий она предъявить не могла. Они все видели. Белые ступни. Засохшие капельки на лице черной женщины. Почти наверняка, капельки крови. А в нос бил запах пота, словно такая вот материализация на Второй авеню могла произойти лишь при затрате огромных усилий.