Песнь валькирии
Шрифт:
Он погнался за ними через лес.
Глава третья
На севере, где ночное небо перемежается слоями изумруда, а разгорающийся рассвет приобретает цвет остывающей стали, ждала Селена. На холодной островной скале горел ее костер, устремляя янтарные языки пламени к серебряной луне. Белым копьем она пускала рубиновую кровь рыб, китов и тюленей и превращала их жир в теплое яшмовое пламя свечей.
Она обладала широкой, полной красок душой: в ней были и зеленое море, и серое небо с белыми пятнами; солнце отмеряло ей дни, луна – месяцы, смена жары и холода –
Она молилась Иисусу, как ее научили в детстве. Но не Иисус привел ее на этот остров, и не его она чувствовала там, под землей. На глубине большого пальца руки земля была холодной даже в середине лета. Там, внизу, был похоронен бог, и его колдовское тело высасывало из земли все тепло. Однако жизнь на острове была изобильной, плодов на деревьях было множество, и она верила – это потому, что деревья уходят корнями в тело бога и питаются от него.
В мечтах она уносилась в неведомые земли, о которых рассказывала ей тетя Хевис еще в детстве, в Нормандии. Иногда в этих путешествиях она крала кольца у спящих драконов, а иногда была самой Хевис, и земля уходила у нее из-под ног, когда Луис, сбежавший с ее сестрой, входил со своей маленькой дочкой в торговый дом в Бове. Обе дамы отправились тогда в паломничество к югу от Парижского собора, и герцог, для которого его конь был гораздо ближе, чем Бог, с ними не поехал.
Хевис думала, что умрет, увидев Луиса. Она и вправду так думала. Селена спрашивала ее об отце, но Хевис сказала, что в нем как бы два человека сразу. Один – тот, что сбежал с герцогской дочкой, – был добрым, веселым и круглощеким от хорошей монашеской жизни. А тот, что вернулся, был худым, сутулым, серьезным… с глазами зверя – во всяком случае, такими они казались Хевис, годами пытавшейся найти слово, чтобы описать их. Он смотрел на нее из-под бровей, словно из логова.
– Здесь тебе не будет места, – сказала тетя Алиса.
– Да, – согласился Луис. – Но, может быть, для нее найдется. Моя дорога очень тяжела, такие испытания ребенку не выдержать.
Вначале тетя Алиса сказала, что взять ее невозможно, что герцог ее не примет. Он придет в ярость от одного только предложения. Хевис раскрыла объятия, и дитя кинулось к ней. Алиса тогда вправду заплакала. «Прямо как ее мать», – подумала она.
Луис сказал, что им следует взять с собой Селену в путешествие по стране. Он сам поговорит с герцогом.
– Тогда я тебя больше не увижу, – заметила Алиса.
– Да, – подтвердил Луис. – Не увидишь.
Неделю спустя пришли известия из Руана. Герцог умер. Его лошадь испугалась на охоте, и он был найден в ручье с переломанной шеей. Хевис решила, что это судьба. Герцога она ненавидела, и его смерть обрадовала ее. Мысль о том, что его убил Луис, была просто невероятной. Ученик не мог одолеть вооруженного мужчину, да еще такого, как герцог Ричард.
Так обо всем этом рассказывали Селене. И это было все, что она знала о себе. Она попала на остров после кораблекрушения, когда в возрасте пятнадцати лет ее отправили на запад как невесту шведского короля. Она не хотела ехать, и
Жить на острове казалось ей правильным. Она научилась выживать, границы ее разума расширились, и магия, доселе дремавшая в ней, стала просыпаться.
На остров приплывали и люди. Вначале она не понимала, реальны они или снятся ей. Однажды они прибыли после того, как она долгое время провела на скалах, и вытащили свой корабль на берег, чтобы починить его. Они страдали какой-то неведомой болезнью, и ей подумалось о том, что она, возможно, причина их страданий. Они не видели Селену, но жаловались, что на острове полно чужих звуков, что мало воздуха и трудно дышать. Они умерли в горячке, все двадцать человек – и молодые, и старые, воины и три женщины. Какое-то время ее другом был пес, она кормила его морскими птицами и рыбой, но в конце концов он тоже поседел и сдох.
Она уберегла человеческие тела от разложения, похоронив их в холодной земле, под верхним плодородным слоем, словно семена, из которых взойдут призраки. При жизни эти люди не видели ее. После смерти они сидели у ее огня, пели ей свои песни, рассказывали сказки и сторожили ее сон. Бусла была замужней женщиной, покинувшей свой край из-за голода. В поисках плодородной земли она отправилась на север и прибыла сюда на одном из трех кораблей, которые шли стройной линией под лучами утреннего солнца.
Буря разбросала их, сломала мачты, и они сбились с пути.
– Это Хель? – спросила она Селену. – Царство тех, кто умер не в бою? А ты – богиня?
– Я не богиня.
– Ты говоришь с мертвыми.
– Я пришла сюда живым человеком. Я живая женщина.
– У тебя половина лица обгорела. Говорят, у Хель такое же лицо.
– Я слишком долго спала у огня, – сказала Селена. Боль не беспокоила ее больше. Давно уже перестала.
– Я бы ушла из этой пустыни, – сказала женщина. – Можешь ли ты быть счастлива здесь – без мужчины, который согрел бы твою постель, и без детей, которые вносили бы радость в твои дни?
– Я не представляю себя в другом месте. Как это возможно? Я здесь рядом со своим богом, мне хорошо и покойно на его костях.
– Тогда сделай так, чтобы бог был с тобой, оживи его, верни из мертвых. Я думаю, ты – привратник смерти. Ты можешь отпустить его.
Селена долго думала о том, как освободить бога. Она пальцами копала землю, чтобы найти его кости, она ела червей и ползучих насекомых, пытаясь ощутить вкус его крови, которой они, возможно, питались; она наполовину закопала себя в землю – вырыла яму топором одного из умерших и, забросав себя сверху землей, лежала, глядя пустыми глазами на звезды.
Она чувствовала внутри себя руну и пела ее долгий мотив. Это была Ансуз – руна Одина, и, словно удары гонга, звучали в ней его безумие и магия. Другие руны, думала она, тоже могут прийти, но тогда понадобится сложить великое заклинание. Это может занять долгие годы.
«Зачем я здесь?»
Руна ответила: «Чтобы вновь рассказать эту историю. Отплатить норманнам. Ты – ангел у могилы Христа. Ты – его слуга. Валькирия. Сестра Смерть».
Окруженная призраками и звездами, освещенная луной, она пела историю о влюбленных, приносимых в жертву мрачным властительницам судьбы, сидящим у Источника Мимира, приносимых вечно, снова и снова, чтобы бог мог жить. Песня неслась в вихре ветра через это море, постоянно терзаемое чайками, в Константинополь и Англию, Норвегию и Нормандию, где все, имеющие уши, могли услышать ее и начать танцевать под ее мотив.