Во сне мучительном я долго так бродил,Кого-то я искал, чего-то добивался;Я переплыл моря, пустыни посетил,В скалах карабкался, на торжищах скитался…И стал пред дверью я открытою… За нейКакой-то мягкий свет струился издалека;От створов падали столбы больших теней;Ступени вверх вели, и, кажется, высоко!Но что за дверью там, вперед как ни смотри —Не видишь… А за мной — земного мира тени…Мне голос слышался… Он говорил: «Умри!И можешь ты тогда подняться на ступени!..»И смело я пошел… И начал замирать…Ослепли, чуть вошел я в полный свет, зеницы,Я иначе прозрел… Как? Рад бы передать,Но
нет пригодных струн и нет такой цевницы!..
«Кому же хочется в потомство перейти…»
Кому же хочется в потомство перейтиВ обличьи старика! Следами разрушенийПомечены в лице особые путиИзлишеств и нужды, довольства и лишений.Я стар, я некрасив… Да, да! Но, боже мой,Ведь это же не я!.. Нет, в облике особом,Не сокрушаемом ни временем, ни гробом,Который некогда я признавал за свой,Хотелось бы мне жить на памяти людской!И кто ж бы не хотел? Особыми чертамиМы обрисуемся на множество ладов —В рассказах тех детей, что будут стариками,В записках, в очерках, за длинный ряд годов.И ты, красавица, не названная мною,—Я много, много раз писал твои черты,—Когда последний час ударит над землею,С умерших сдвинутся и плиты, и кресты, —Ты, как и я, проявишься нежданно,Но не старухою, а на заре годов…Нелепым было бы и бесконечно странно —Селить в загробный мир старух и стариков.
«Как в рубинах ярких — вкруг кусты малины…»
Как в рубинах ярких — вкруг кусты малины;Лист смородин черных весь благоухает;В теплом блеске солнца с бархатной низиныМолодежи говор звучно долетает.Почему-то — право, я совсем не знаю —Сцену вдруг из Гете вижу пред глазами!Праздник, по веселью в людях, замечаю!Молодежь гуляет… в парочках… толпами…В юности счастливой смех причин не ищет…Кончена обедня, церкви дверь закрыта,—Вижу, ясного вижу: черный пудель рыщет…Это — Мефистофель? Где же Маргарита?Юность золотая, если бы ты знала,Что невозвратимо волшебство минуты,Что в твоем грядущем радостей так мало,Что вконец осилят долгой жизни путы,—Ты была б спокойней… Можно ль так смеяться,Возбуждая зависть старших поколений!Берегла б ты силы, — очень пригодятся,Чуть настанут годы правды и сравнений…
«Ты любишь его всей душою…»
Ты любишь его всей душою,И вам так легко, так светло…Зачем же упрямством пороюСвое ты туманишь чело?Зачем беспричинно, всечасноТы радости портишь самаИ доброе сердце напрасноСмущаешь злорадством ума?Довольствуйся тем, что возможно!Поверь: вам довольно всего,Чтоб, тихо живя, нетревожно,Не ждать, не желать ничего…
«Нет, верба, ты опоздала…»
Нет, верба, ты опоздала,Только к марту цвет дала,—Знай, моя душа сызмалаВпечатлительней была!Где же с ней идти в сравненье!Не спросясь календаря,Я весны возникновеньеЯсно слышу с января!День подрос и стал длиннее…Лед скололи в кабаны…Снег глубок, но стал рыхлее…Плачут крыши с вышины…Пишут к праздникам награды…Нет, верба, поверь мне, нет;Вешним дням мы раньше рады,Чем пускаешь ты свой цвет!
«Помню: как-то раз мне снился…»
Помню: как-то раз мне снилсяГенрих Гейне на балу;Разливалося весельеПо всему его челу…Говорил он даме: «Дама,Я прошу на польку вас!Бал блестящ! Но вы так бледны,Взгляд ваш будто бы погас!Ах, простите! — я припомнил:Двадцать
лет, как вы мертвы!Обращусь к соседке вашей:Вальс со мной идете ль вы?Боже мой! И тут ошибка!Десять лет тому назад,Помню, вас мы хоронили;Устарел на вас наряд.Ну, так к третьей… На мазурку!—Ясно вам: кто я такой?»— «Как же, вы — вы Генрих Гейне:Вы скончались вслед за мной…»И неслись они по зале…Шумен, весел был салон…Как, однако, милы пляскиПерешедших Рубикон!..
«Могучей силою богаты…»
Могучей силою богатыЗа долгий, тяжкий зимний срок,Набухли почки, красноваты,И зарумянился лесок.А на горах заметны всходы,Покровы травок молодых,И в них — красивые разводыВеснянок нежно-голубых.Плыву на лодке. РазбиваюВеслом остатки рыхлых льдов,И к ним я злобу ощущаю —К следам подтаявших оков.И льдины бьются и ныряют,Мешают веслам, в дно стучат;Подводный хор! Они пугают,Остановить меня хотят!А я весь — блеск! Я весь — спокоен…Но одинок как будто я…Олин я в поле — и не воинМне нужно песню соловья!
«Порою между нас пророки возникают…»
Порою между нас пророки возникают,Совсем, совсем не так, как думаете вы,Их в этот мир вещать не степи посылают,Сиянье не блестит с избранной головы.Нет в наши дни у нас пророков по призванью,Им каждый может быть, — пустыня ни при чем;Вдруг замечается — в противность ожиданью —Огонь, светящийся на том или другом.Ничтожнейший из нас в минуту ту иль в этуПророком может быть; случайно он постигБольшую истину, и он вещает свету…Знать, огненный к нему с небес сошел язык…И скажет он свое, и быстро замолкает,И, бедный, может быть, всю жизнь свою прождет:Вот-вот сойдет язык, вновь пламя заиграет…И, в ожидании, он, чающий, умрет…
«Велик запас событий разных…»
Велик запас событий разныхИ в настоящем и в былом;Историк в летописях связныхЖивописует их пером.Не меньше их необозримыПрироды дивные черты,Они поэтом уловимыПри свете творческой мечты.Но больше, больше без сравненья,Пестрее тех, живей другихЛюдского духа воплощеньяИ бытии сердец людских.Они — причина всех событий,Они — природы мысль и взгляд,В них ткань судеб — с основой нитейГнилых и ветхих зауряд…
«Раз один из фараонов…»
Раз один из фараоновСкромный дом мой посетил;Он, входя, косяк у двериДлинным схентом зацепил.Бесподобная фигура!Весь величественно-груб,Поражал он ярким цветомКрасной краски страстных губ.Хрустнул стул, чуть он уселся;Разговор у нас пошелНа различные предметы:Как он с Гиксом войны вел,Как он взыскан был богами,Как он миловал, казнил,Как плотинами хотел онУкротить священный Нил,Как любил он страстно женщин…Чтоб свободней говорить,Попросил меня он двериПоплотнее затворить.И пошел он, и пошел он…Ощущаю в сердце страхПовторять вс то, что слышалПри затворенных дверях.Удивительное сходствоС нами… Та же все канва:Из времен «Декамерона»И деянья, и слова!