Сколько хороших мечтанийЛюди убили во мне;Сколько сгубил я деянийСам, по своей же вине…В жизни комедии, драмы,Оперы, фарс и балетСтавятся в общие рамыПовести множества лет…Я доигрался! Я — дома!Скромен, спокоен и прав,—Нож и пилу анатомаС ветвью оливы связав!
«Порой хотелось бы всех веяний весны…»
Порой хотелось бы всех веяний весныИ разноцветных искр чуть выпавшего снега,Мятущейся толпы, могильной тишиныИ тут же светлых снов спокойного ночлега!Хотелось бы, чтоб степь вокруг меня легла,Чтоб было все мертво и царственно молчанье,Но чтоб в степи река могучая текла,И в зарослях ее звучало трепетанье.Ущелий Терека и берегов Днепра,Парижской толчеи, безлюдья Иордана,Альпийских ледников живого серебра,И римских катакомб, и лилий Гулистана.Возможно это все, но каждое в свой срокНа протяжениях великих расстояний,И надо ожидать и надо, чтоб ты могНаправить к ним пути своих земных скитаний,—Тогда как помыслов великим волшебствомИ полной мощностью всех сил воображеньяТы можешь все иметь в желании одномЗдесь, подле, вкруг себя, сейчас,без промедленья!И ты в себе самом — владыка из владык,Родник таинственный — ты сам себе природа,И мир души твоей, как божий мир, велик,Но больше, шире в нем и счастье, и свобода…
«Всегда, всегда несчастлив был я тем…»
Всегда, всегда несчастлив был я тем,Что все те женщины, что близки мне бывали,Смеялись творчеству в стихах! Был дух их немК тому, что мне мечтанья навевали.И ни в одной из них нимало, никогдаНе мог я вызывать отзывчивых мечтаний…Не к ним я, радостный, спешил в тот час, когдаЯвлялся новый стих счастливых сочетаний!Не к ним, не к ним с новинкой я спешил,С открытою, еще дрожавшею душою,И приносил цветок, что сам я опылил,Цветок, дымившийся невысохшей росою.
«Ты часто так на снег глядела…»
Ты часто так на снег глядела,Дитя архангельских снегов,Что мысль в очах обледенелаИ взгляд твой холодно суров,Беги! Направься к странам знойным,К морям, не смевшим замерзать:Они дыханием спокойнымПринудят взгляд твой запылать.Тогда из новых сочетаний,Где юг и север в связь войдут,Возникнет мир очарованийИ в нем — кому-нибудь приют…
«И вот сижу в саду моем тенистом…»
И вот сижу в саду моем тенистомИ пред собой могу воспроизвесть,Как это будет в час, когда умру я,Как дрогнет всё, что пред глазами есть.Как полетят повсюду извещенья,Как потеряет голову семья,Как соберутся, вступят в разговоры,И как при них безмолвен буду я.Живые связи разлетятся прахом,Возникнут сразу всякие права,Начнется давность, народятся сроки,Среди сирот появится вдова,В тепло семьи дохнет мороз закона,—Быть может, сам я вызвал тот закон;Не должен он, не может ошибаться,Но и любить — никак не может он.И мне никто, никто не поручится,—Я видел сам, и не один пример:Как между близких, самых близких кровных,Вдруг проступал созревший лицемер…И это все, что здесь с такой любовью,С таким трудом успел я насадить,Ему спокойной, смелою рукою,Призвав закон, удастся сокрушить…
«Шестидесятый раз снег прело мною тает…»
Шестидесятый раз снег прело мною тает,И тихо льет тепло с лазурной вышины,И, если память мне вконец не изменяет,Я в детстве раза три не замечал весны,—Не замечал того, как мне дышалось чудно,Как мчались журавли и как цвела сиреньДесятки лет прошли; их сосчитать нетрудно,Когда бы сосчитать не возбраняла лень!Не велико число! Но собранный годамиСкарб жизни так велик, так много груза в нем,Что, если бы грузить — пришлось бы кораблямиВодою отправлять, а не иным путем…Противоречия красот и безобразий,Громадный хлам скорбей, сомнений и обид,Воспоминания о прелестях Аспазий,Труды Сизифовы и муки Данаид,Мученья Тантала, обманы сына, брата,Порывы глупостей, подряд или вразброд;Б одних я шествовал на подвиг Герострата,В других примером мне являлся Дон-Кихот…Шестидесятый раз снег предо мною тает…Лазурна высь небес, в полях ручьи журчат…Как много жизнь людей всего, всего вмещает,И что же за число в две цифры — шестьдесят!..
«Вот она, великая трясина…»
Вот она, великая трясина!Ходу нет ни в лодке, ни пешком.Обмотала наши весла тина,—Зацепиться не за что багром…В тростнике и мглисто, и туманно.Солнца лик и светел, и высок,—Отражен трясиною обманно,Будто он на дно трясины лег.Нет в ней дна. Лежат в листах нимфеи,Островки, луга болотных трав;Вот по ним пройтись бы! Только феиХодят здесь, травинок не помяв…Всюду утки, дупеля, бекасы!Бьешь по утке… взял… нельзя достать;Мир лягушек громко точит лясы,Словно дразнит: «Для чего ж стрелять?»Вы, кликуши, вещие лягушки,Подождите: вот придет пора, —По болотам мы начнем осушки,Проберем трясину до нутра.И тогда… Ой, братцы, осторожней!Не качайтесь… Лодку кувырнем!И лягушки раньше нас потопят,Чем мы их подсушивать начнем…
«Если б всё, что упадает…»
Если б всё, что упадаетСеребра с луны,Всё, что золота роняетСолнце с вышины —Ей снести… Она б сказала:«Милый мой пиит,Ты того мне дай металла,Что в земле лежит!»
«Из моих печалей скромных…»
Из моих печалей скромных,Не пышны, не высоки,Вы, непрошены, растете,Песен пестрые цветки.Ты в спокойную минутуНа любой взгляни цветок…Посмотри — в нем много правды!Он без слез взрасти не мог.В этой песне — час страданий,В этой — долгой ночи страх,В этих — месяцы и годы…Все откликнулось в стихах!Горе сердца — дар небесный,И цветы его пышнейИ куда, куда душистейВсех цветов оранжерей.
«Воды немного, несколько солей…»
Воды немного, несколько солей,Снабженных слабою, животной теплотою,Зовется издавна и попросту слезою…Но разве в том определенье ей?А тихий вздох людской? То — грудисодроганье,Освобожденье углекислоты?!.Определения, мутящие сознаньеИ полные обидной пустоты!
«Я помню, помню прошлый год…»
Я помню, помню прошлый год!Чуть вечер спустится, бывало,Свирель чудесная звучала,Закат пылавший провожала,Встречала розовый восход.Короткой ночи текст любовныйЕй вдохновением служил;Он так ласкал, он так пленил,Он так мне близок, близок был —Совсем простой, немногословный.Свирель замолкшая, где ты?Где ты, певец мой безымянный,Быть может, неба гость желанный,Печальный здесь, а там избранныйЖилец небесной высоты?Тебе не надобно свирели!И что тебе, счастливец, в ней,Когда, вне зорь и вне ночей,Ты понял смысл иных речейИ мировые слышишь трели…