Песни умирающей земли. Составители Джордж Р. Р. Мартин и Гарднер Дозуа
Шрифт:
В особых случаях Ликсаль пользовался выдохом — чтобы изгнать прочь трех бешеных собак, одну устрашающе крупную и агрессивную древесную ласку, а также двух мужей и отца, категорически несогласных с тем, что Ликсаль воздействовал псевдозельем на их жен и дочерей соответственно. (Двух жен и двух дочерей, если точнее, поскольку у одного из мужей-рогоносцев имелась также прехорошенькая дочка, едва вошедшая в брачный возраст. В последнем Ликсаль удостоверился отдельно: он тщательно следил, чтобы его любовные чары применялись только к взрослым, — это была еще одна из множества его особенностей, заслуживавших, как он сам считал, большого восхищения.) А чары смыслового преуменьшения пригодились в нескольких случаях, когда другие методы не сумели помочь, и позволили Ликсалю
Так, однажды ночью после окончания вечернего представления в городишке, именуемом Саэпия, к нему заявилась компания местных чиновников с олдермэром во главе и попросила о помощи. Он предложил им выпить с ним по стаканчику вина и обсудить их проблему. После череды успехов в соседних городах Ликсаль точно знал, что способен предложить, а значит, и за что именно он в состоянии взяться.
— Мы не можем не восхищаться вашим сегодняшним выступлением, — начал мэр, тиская в руках свою остроконечную церемониальную рогатую шляпу из шерсти, как послушный школяр. — Также на нас глубокое впечатление произвели доводы ваших коллег, Квериона и преподобного Ферлаша, показывающие, насколько важно для города вроде нашего мыслить прогрессивно, пользуясь плодами вашего просвещенного знания.
— Кстати, к слову о прогрессивной помощи, а эти аптекарские снадобья вправду позволят мне удовлетворить жену? — робко поинтересовался один из чиновников. — Если да, то я бы хотел прикупить немножко у вашего коллеги Квериона. У моей супруги просто ненасытный аппетит, если вы понимаете, о чем речь, и я нередко просто теряю надежду удержать ее от поиска пропитания на стороне.
— О, снадобье Квериона, несомненно, в силах помочь, — заверил его Ликсаль. — Но если вы пришлете вашу жену ко мне на осмотр, в качестве личной любезности дам ей кое-что для укрощения… голода — и не возьму с вас ни единого терция! Итак, это все, чего вы хотели, добрые люди? — поинтересовался он, пока чиновник, запинаясь, бормотал свои благодарности.
— По правде говоря, есть еще одно дельце, — заговорил олдермэр. — Мелкое и незначительное для великого и могущественного Ликсаля Лакави, но серьезное и губительное для таких, как мы, и для ресурсов нашего маленького захолустья. В местной каменоломне завелся деодан, и мы больше не можем добывать там хрусталь, главнейший источник нашего дохода. Мало того что присутствие чудовища остановило работу каменоломни, так еще оно время от времени вылезает оттуда, ворует из кроваток наших детишек или хватает неосторожных горожан, поздно возвращающихся домой. Деодан утаскивает этих несчастных в свою пещеру и пожирает. Мы выставляли против него нескольких отважных охотников, но он победил и съел их. Все это почти свело на нет городскую жизнь в Саэпии, обыкновенно довольно оживленную.
— И вы хотели бы, чтоб я избавил вас от этого ужасного существа? — уточнил Ликсаль, радостно думая о громовом выдохе изгнания. — Запросто, но, учитывая, что дело это опасное даже для столь подготовленного и опытного мастера магических искусств, как я, стоить оно будет немало. — И он назвал им сумму золотом, от которой отцы города побледнели, а мэр от расстройства оторвал один из войлочных рогов от своей церемониальной шляпы.
После долгого торга они сговорились на сумму чуть меньшую, хотя все равно получилось больше, нежели при обычном ходе событий Ликсаль сумел бы заработать за следующие полгода. Чтобы получить возможность перечитать и заново разучить изгоняющее заклинание, он сослался на сильную усталость этим вечером и пожелал гостям спокойной ночи, пообещав встретиться вновь завтра утром и разрешить их проблему.
На другой день после неспешного завтрака с женой чиновника, чей визит к целителю затянулся надолго, Ликсаль вышел из своего фургончика — теперь у него был свой собственный — и направился к дому мэра, скромному, но добротному куполообразному сооружению в местном стиле. Сам господин уже ждал его на улице в компании горожан, еще большей, нежели сопровождала его прошлой ночью. Ликсаль поприветствовал их с небрежной беспечностью и позволил отвести себя за город, к горе с каменоломней.
Его оставили у входа, без провожатых, но с указаниями, как пройти к пещере деодана. Ликсаль двинулся через затихшую каменоломню, с интересом отмечая разбросанные инструменты, словно те, кто ими пользовался, вдруг убежали прочь и больше не вернулись, — так, по-видимому, и было. Вперемешку с брошенными орудиями труда валялись кости людей и животных, в большинстве своем разгрызенные, — кто-то очень хотел добраться до костного мозга. Каменоломню затягивал легкий утренний туман, почти скрывающий солнце и мешающий Ликсалю видеть, что происходит вокруг; и менее уверенный в себе человек мог бы занервничать, но он знал, что в долю секунды способен выкрикнуть одно-единственное отрывистое слово, запускающее громовое проклятие. В конце концов, разве он не был застигнут врасплох мужем-рогоносцем в Таудисе, когда он только начал произносить заклинание, а в голову ему уже полетел топор? И все же вот он, Ликсаль, все еще тут, тогда как владелец топора, без сомнения, трясется от холода в снегах далекой Ультрамондии, жалея, что не подумал дважды, прежде чем оскорблять Ужасного Мага Лакави.
— Эгей! — позвал он, устав идти. — Есть тут кто-нибудь? Я заблудившийся путник, толстый и неуклюжий, беспомощно плутаю по вашей заброшенной каменоломне.
Как он и ожидал, перед ним из тумана неспешно возникла темная фигура, привлеченная обещанием столь легкой добычи. Деодан, как и все его сородичи, был весьма похож на человека, за исключением абсолютно черной, будто сажа, кожи и ярко сверкающих когтей и зубов. Существо остановилось, разглядывая Ликсаля глазами цвета желчи с узкими щелками зрачков.
— Ты преувеличиваешь свою полноту, путник, — неодобрительно заявило оно. — Если не считать незначительной жировой складки на талии, я бы вообще не назвал тебя толстым.
— Твои глаза не только не похожи на людские, они еще и плохо видят, — воскликнул Ликсаль. — Нет там никакой складки. Я описал себя так, просто чтобы выманить тебя наружу, дабы я мог избавиться от тебя, не тратя все утро на поиски.
Деодан взглянул на него с любопытством.
— А, так ты воин? Должен признаться, на воина ты не похож. Вообще-то ты выглядишь рыхлым упитанным торговцем. Ты хочешь покончить с моим террором здесь, в Саэпии, предложив мне лучшие условия где-то в другом месте? Признаюсь, мне охота побывать в новых землях и отведать других, более экзотических людишек.
Ликсаль презрительно рассмеялся.
— Не наглей. Я не просто торговец, а Ликсаль Лакави, Ужасный Маг в Одеяниях Цвета Ночи. Если имя мое тебе еще неведомо, у тебя будет достаточно времени пожалеть об этом среди холодной пустыни, куда я тебя отправлю.
Деодан придвинулся поближе, остановившись, лишь когда Ликсаль предостерегающе поднял руку.
— Странно. Я никогда не слышал про такого мага и за исключением этого маленького талисмана на запястье не вижу в тебе признаков силы. Если я не прав, прошу прощения, но ты вообще не кажешься мне магом. Может, это ты сам ошибаешься?
— Ошибаюсь? А вот это— тоже ошибка? — Ликсаль, чье раздражение теперь больше походило на слепую ярость, взмахнул рукой и выкрикнул громовой выдох изгнания насколько мог отчетливо и выразительно. По небу прокатился гром, будто от ужаса перед высвобожденной великой силой, и деодан окутался сиянием, словно молнии ударили изо всех его угольно-черных пор. Однако в следующее мгновение, вместо того чтобы начать уменьшаться вплоть до полного исчезновения, подобно человеку, падающему в бездонный колодец, как это случалось со всеми прежними жертвами выдоха, деодан вдруг скользнул к Ликсалю — да так стремительно, словно мерзкое создание было баржей, которую тащит подгоняемый магией осел. Ликсаль успел лишь закрыть лицо руками и коротко пискнуть от ужаса, как деодан вдруг остановился в двух шагах от него, издав странный хлопок — как если бы налетел на мягкую, но непроницаемую и невидимую стену.