Песня для Корби
Шрифт:
– Если твой друг так крут, я тем более хочу с ним познакомиться, – сказал Комар.
– Он шутит, – предположил Паша.
– Нет. Это была часть того же пари, из-за которого погиб другой мальчик.
– И ты тоже что-то украл?
– Автоматический пистолет Стечкина и семьдесят косарей.
– Ты и твои новые друзья – чокнутые.
Аня чем-то попшикала. Запахло лаком.
– Похож, – признал Комар.
Несколько раз щелкнули ножницы. Корби понял, что Аня подравняла его стрижку.
– Все.
Он открыл глаза и увидел в зеркале чужое лицо. Слева его прикрывала прядь выпрямленных красных волос. Глаза
– Это я? – тихо спросил Корби.
– А кто бы еще это мог быть?
Корби понял, что ждал другого. Ему казалось, что, когда Аня закончит, он будет выглядеть глупо и нелепо. Но человек в зеркале выглядел как тот, над кем никто никогда не посмеется. Он смотрел на Корби странным и немного пугающим взглядом.
«Он украл мое лицо, – подумал Корби. – Тот парень из зеркала, которого я видел вчера утром. Он украл мое лицо». Корби медленно встал с табуретки и провел пальцами от центра лба к виску. Алая прядь всколыхнулась. «И это не мой жест», – подумал он. Он повернулся и посмотрел на друзей.
– Тебе идет даже больше, чем мне, – сказал Комар. Паша, и тот казался удивленным.
– Спасибо, – поблагодарил Корби. Ему захотелось пить. – Можно стакан воды перед тем, как я уйду?
Паша налил кипяченую воду в большую старую фаянсовую кружку. Корби пил и чувствовал, что все на него смотрят. Вода была холодной, с легким кисловатым привкусом.
– Ты помнишь, что у нас был целый мир? – спросил Комар. – Помнишь, какие ты придумывал игры?
Корби допил, поставил чашку на стол. Взял нож, который полчаса назад ему подарила Аня, и долго не знал, куда его убрать. Наконец, сунул в карман, лезвием вверх.
– Мне здорово отшибло память после смерти родителей. Но я продолжаю вспоминать. Я вспомню. – Неожиданно для себя он слегка обнял Аню за плечи. Она удивленно вздрогнула. Потом он посмотрел на Комара и Пашу. – Я снова хочу быть вашим другом. Но сейчас мне нужно идти.
– Может, вернешь Комару штаны, – без особой уверенности ответил Паша. Корби пожал руку ему, потом Комару. На этот раз тот не держал между пальцами булавку, а глаза его странно блестели.
Все вчетвером они вышли в прихожую. Комар отдал Корби носки и черно-красные кроссовки, попадающие в цвет его прически.
– Если ты не вернешь мне мои вещи, это будет маленькая катастрофа.
Аня открыла дверь. В последний момент Корби показалось, что сейчас они скажут что-нибудь сочувственное насчет смерти его деда, что-нибудь формальное, как все то, что самые разные люди говорили ему после гибели его родителей. Но он ошибся.
– Я рад, что снова тебя увидел, – признался Паша.
– И я, – сказал Комар. – А еще больше я буду рад, если увижу тебя сегодня вечером.
– Удачи, – закончила Аня.
В подъезде было шумно: полицейские продолжали опрашивать жильцов. Корби вызвал лифт. У него появилось странное чувство, что он все-таки побывал дома, прыгнул в прошлое, увидел мираж – и теперь снова уходит отсюда в то время, где его родители уже четыре года как мертвы.
На крыльце
– Без зонтика? – спросил он, скользнув взглядом по подростку.
– Ночевал у друзей. Не знал, что будет ливень. – Не оборачиваясь, Корби быстро пошел в дождь. Вот забор платной школы. Опять тот же путь. Несколько секунд ему казалось, что сейчас Барыбкин узнает его и бросится вслед, но он заставил себя не оглядываться, и этого так и не произошло. Он уходил неузнанным. Красная прядь мокла под дождем и липла ко лбу. Впереди была встреча с Ником, и он понятия не имел, чем она может закончиться.
Часть четвертая
МЕЛОДИЯ МАСОК
Глава 22
БРАТ
Корби выскочил на платформу. Табло электронных часов показывало час пятьдесят; через десять минут Ник уже должен говорить с Крином. Он буквально взлетел вверх по эскалатору, пронесся через пустынный, светящийся окнами киосков коридор подземного перехода. На улице бушевала стихия – ветер гнал по асфальту волны дождя, они хлестали со всех сторон, подхватывали и несли вперед, как настоящая морская волна. Корби немного обсох, пока ехал в метро, но теперь снова промок до нитки. Отсыревшие джинсы Комара липли к ногам, кроссовки шлепали по лужам. Он задыхался влажным воздухом, терпел резкую боль в правом боку, но все равно не сбавлял темп.
Когда серое здание полицейского отделения проступило сквозь пелену дождя, Корби перешел на шаг. Его немного шатало от усталости и странного пьянящего чувства, которое поднималось изнутри, от сердца. Показался вход в отделение – мокрый шлагбаум, едва различимый силуэт полицейского за забрызганным дождем стеклом сторожевой будки. Корби подумал, что опоздал, а потом увидел, что ему навстречу идут две фигуры.
Отец Ника защищался от стихии хлопающим черным зонтом. Он явно не справлялся с этой задачей, походка была рассеянной и шаткой, и Корби подумал, что Олег Борисович пьян больше, чем обычно. Ник, в сером дождевике, руками придерживал края капюшона; его лицо выглядело усталым и больным, он смотрел себе под ноги и щурился, когда дождь попадал ему в лицо.
Корби стоял посередине тротуара, прямо у Ника на пути. Они встретились взглядом. Корби кончиками пальцев провел от середины своего лба к виску, стряхнул воду с алой пряди. Ник снова устремил взгляд себе под ноги и начал обходить Корби, потом тревожно дернул головой и вновь посмотрел на него. Он узнал.
– Ник, – сказал Корби.
Ник остановился.
– Кто это? – спросил Олег Борисович.
– Корби, – сказал Ник.
Корби молча протянул ему руку. Ник взглянул на нее, но в ответ руки не подал. Он выглядел вялым, наполовину спящим. По лицу Корби прошла нервная судорога, он опустил руку.