Песня для оборотня
Шрифт:
Сначала было немного неуютно, но постепенно Айла увлеклась рассказом. Да так, что принялась помогать себе руками. Каждый раз Франко смеялась, видя ее усердность. «Курочка! Кудах-кудах!» — передразнивала она, хотя Айла совсем не считала ее пируэты в воздухе похожими на куриные хлопки крыльями.
А вот волчатам нравилось! Слушателей стало традиционно шесть. Один из детей — Витар, никогда не приходил к ней.
— … - и быть джинам с синей кожей, пока не искрошится в пыль железная гора, что выше облаков и шире семи полноводных морей. Так наказаны они были за невозможную гордыню и любовь лишь к самим себе!
— Ого, —
— Человечка! Только и ума, что на глупые россказни!
Ушатом помоев сверху обрушились злые слова.
Насмешка в них была злая. Настолько едкая, что Айлу передёрнуло от отвращения. Она вскинула голову и чуть не вскрикнула от той ненависти, что раскаленной стрелой пронзила ее насквозь. Женщина Кайрона — Нельга — стояла сейчас перед ней. Тугие локоны медно-рыжим водопадом расплескалась по плечам и спине, а в глазах плясали багровые искры. И вся волчица была как огонь. Лесной пожар, бедствие, от которого можно спастись лишь бегством. Кончики пальцев занемели. И дети затихли, глядя то на нее, то на непрошеную гостью.
— Так не слушай мои… россказни, — голос дрогнул, но каким-то чудом Айла сумела выдержать пристальный взгляд.
— Я бы и рада, — зло хохотнула Нельга, — но ты орёшь на всю поляну. Может, закрыла бы свой рот? В отличие от людишек, оборотни чтят память погибших.
Где Кайрон?! Впервые Айла так отчаянно желала услышать его глубокий голос. Оставшись тут, без его молчаливой, но крепкой поддержки она словно лишилась опоры под ногами! Тонула в болоте тишины и душной ненависти, которая черным пятном ширилась вокруг.
— Айла хорошо рассказывает! Мне нравится!
И этот детский голос одновременно стал ей и спасением и пощёчиной. Внезапная злость скрутила внутренности тугим комом. Ее защищал ребенок! А она что, так и будет лепетать жалкие оправдания?! Да было бы перед кем!
— Почему же, люди чтят своих погибших, — голос окреп и зазвучал стальными нотками. Темные брови волчицы удивлённо дрогнули. — Думаю, самое время принести Хаасу дары.
Вскочив на ноги, Айла без раздумий рванула к сидящим на траве музыкантам. Никто не пытался ее остановить, и даже шли следом.
— Доброго вечера, почтенна, — склонив голову, как это принято у оборотней, девушка обратилась к удивлённо музыкантше, — могу я взять ваш инструмент ненадолго?
Она не знала, почему волчица без возражений протянула лютню, а ещё старалась не думать об удивлённых взглядах, что женщина бросала ей за спину. Главное — не смотреть в зал. Так учила Франко. Поверх голов или на худой случай сделать вид, что изучаешь гриф инструмента. Сейчас это было кстати. Мало того, что он действительно оказался короток, так ещё и шире. Пальцы совсем не привыкли к подобному. Запоздалый страх острой снежинкой коснулся сердца и тут же сгорел, опаленный решительностью и упрямством. Мямлить и стелиться перед этой рыжей? Ни за что! Но как же жаль, что горло ледяное, словно пещера снежных духов. Взять бы несколько минут на распевку, но у нее не было даже секунды.
Глубоко вздохнув, Айла тронула струны.
***
Он опоздал. Почуял неладное, когда было слишком поздно. Оборвав беседу на полуслове, Кайрон почти бегом кинулся к оставленной паре. Обещал ведь самому себе стеречь самку, зная, что рядом кружит обозлённая Нельга и другие недовольные. Но видя, что девушка опять в обществе щенков, решил вдруг попробовать дать Айле свободы, показывая, что тут с ней ничего не случится. Ошибся!
Он слышал отголоски рычания Нельги, и чувствовал злую радость и нетерпение отдельных оборотней. Они прятали глаза и сторонились, но волк внутри исходил воем, требуя немедленной дуэли, с каждым, кто посмел желать зла его паре.
Громкий голос Айлы, толкнул его в грудь. Ее ответ Нельге был резким как взмах ножа. В них звучал вызов и угроза. Напряжение, сгустившееся вокруг, стало еще острее. А ее рывок в сторону сидевших на земле музыкантов сбил с толку. Что она собралась делать?
Но Кайрон даже рот открыть не успел. Отточенным движением Айла перехватила протянутую лютню. Взяла ее так, словно была рождена вместе с инструментом. Мимолетно огладила крутой бок, трепетно коснулась струн. Светло личико стало совершенно бледным. Глаза потемнели, прячась за упавшими на высокий лоб прядями волос.
А потом длинные пальцы обхватили гриф…
Кайрон замер, так и не дойдя до нее нескольких шагов. И все застыли, напряженно вслушиваясь в первые звуки, поплывшие над поляной. И каждый, даже самый далекий от музыки и тугой на ухо мог сейчас сказать — перед ними не лекарка, а менестрель! В груди дрогнуло сладко и тревожно. И сердце подпрыгнуло к горлу, мешая сделать очередной вдох. Послушные чутким пальцам, струны лютни плакали, рождали прозрачные волны переливчатых нот, наполняя тишину вокруг светлой печалью и грустью. Ласкали слух, разжигая в окружающих жадность и желание слушать еще и еще… А потом Айла запела.
— Я так хотела петь о мире,
О жизни, что беспечна и легка.
Но стоя у твоей могилы,
Мой храбрый воин, я — навек нема…
И Кайрон захлебнулся следующим вздохом. Застыл совершенно, боясь даже моргнуть. Глядя на девушку широко распахнутыми глазами, без боя сдался в плен нежного голоса, опутавшего его по рукам и ногам серебряной цепью. О, как она пела! Каждым словом, каждой нотой творя настоящее волшебство, которому невозможно противиться. И оборотни вокруг, замолкли, как по приказу. Удивленные не меньше, чем очарованные медленно подкрадывались ближе, окружая ее плотным кольцом.
И только это заставило его отодрать ноги от земли. Бросится вперед, расталкивая окружающих локтями и давя в себе желание громким рыком прогнать всех вон, чтобы никто не смел наслаждаться этим дивным голосом. Это его пара! Она будет петь лишь ему!
— … Путь Боги распахнут объятья,
Перенесут туда, где боли нет и слез.
А мне осталось слать войне проклятья,
И ждать спасенья среди сладких грез.
Последний звук поминальной баллады растаял в вечернем воздухе. И мягкая, как черный пух тишина, вновь окутала собравшихся. Но в ушах все еще билась нежная и печальная трель песни. И от желания возродить ее вновь занемело в груди. Только бы еще слово, хотя бы один звук лютни! Что же за сладкий, очаровательный секрет таился в его нежной самочке. Не просто приятный голос, а облитое медом и окованное серебряной вязью горлышко! Волк внутри весь исходил урчанием и восторгом. Умирал от желания положить к ее ногам любую, самую богатую добычу, только бы вымолить хоть полстрочки новых слов.