Песня для зебры
Шрифт:
— Значит, Ханной нашу супругу зовут, да? — спросил он.
— А почему нет?
— Почем мне знать, командир, а? Мало ли чьи телефоны ты на руке записываешь?
Подчиненные Макси уже поднимали свои вещмешки и по очереди исчезали в темноте. Там, в полумраке летней ночи, зловеще маячил самолет без опознавательных знаков. Туда и повел меня Антон, а здоровяк Бенни взял на себя француза в берете.
Глава 5
Известно, что мысли самого лояльного новобранца накануне битвы мечутся в самых непредсказуемых направлениях, порой откровенно бунтарских. Не буду притворяться, будто оказался исключением
Кабина экипажа, каковую принято считать святая святых самолета, была отгорожена только истрепанной лентой. Оба наши пилота, немолодые, грузные, небритые, так старательно игнорировали пассажиров на борту, что возникало искушение осведомиться: а известно ли им вообще, что они везут людей? Если же ко всему этому добавить цепочку синих лампочек над проходом, похожих на такие же лампочки в одной из больниц Северного Лондона, то нечего и удивляться, что мои мысли о высоком предназначении сменились метаниями туда-сюда по только что открывшемуся маршруту между Пенелопой и Ханной.
Уже через несколько минут после взлета вся наша группа, почти до единого, пала жертвой африканской сонной болезни, используя вещмешки вместо подушек. Исключение составляли Макси и его приятель-француз: угнездившись в хвостовой части самолета, они без конца передавали друг другу какие-то бумаги, точно супружеская пара, получившая грозное предупреждение от ипотечной компании. Француз снял берет, обнаружив орлиный профиль, проницательный взор и лысую макушку, окруженную соломенными волосами. Мне удалось вытянуть из немногословного Бенни его имя — месье Джаспер. “Где вы видели француза по имени Джаспер?” — недоумевал я про себя. Но возможно, он, как и я, путешествовал под псевдонимом.
— Как думаешь, может, мне пойти предложить им свои услуги? — спросил я у Антона, поскольку подозревал, что им непросто находить общий язык.
— Командир, если ты Шкиперу понадобишься, он сам тебя припашет, — бросил тот, не отрываясь от журнала.
Об остальных членах нашей группы, кроме одного, я ничего не могу рассказать. Мне они запомнились как хмурые типы в дутых куртках и бейсбольных кепках, прекращавшие все разговоры, едва я подходил поближе.
— Что, старик, с женой разобрался? Меня, кстати, ребята Шкипером зовут.
Я, наверное, задремал, потому что, подняв голову, обнаружил, что на меня в упор глядят увеличенные очками голубые глаза Макси, который присел рядом со мной на корточки, на арабский манер. Я тут же воспрял духом. Сколько раз брат Майкл потчевал меня историями о ратных подвигах полковника Т. Е. Лоуренса и других великих англичан. Как по мановению волшебной палочки салон нашего самолета превратился в шатер бедуина. Гамаки над головой стали крышей из козьих шкур. В моем воображении сквозь щели между ними к нам заглядывали звезды пустыни.
— С
— А как там приятель ваш болящий?
— А, да умер вообще-то, — ответил я столь же небрежно.
— Бедняга. Впрочем, когда твое время пришло, нет смысла плестись позади всего стада… Наполеоном увлекаешься?
— Да не то чтобы очень. — Мне не хотелось признаваться, что мои исторические штудии пока что ограничиваются “Кромвелем”.
— Когда дошел до Бородина, он уже лыка не вязал. По Смоленску бродил ночами, как лунатик, к Бородину окончательно съехал с катушек — а начал сдавать в сорок. Ссать не мог, мысли путались. Значит, мне еще три года осталось. А тебе сколько?
— Двенадцать, — ответил я, про себя удивляясь человеку, практически не знающему французского, но выбирающему своим кумиром Наполеона.
— Все провернем по-быстрому. Андерсон тебе говорил, нет? — Не дожидаясь ответа, он затараторил: — На цыпочках заходим, договариваемся с ребятами из Конго, получаем их подписи и тихонечко на выход. Они у нас максимум шесть часов будут. Каждый по отдельности уже согласен, теперь только нужно, чтобы они сказали “да” друг перед другом. Официально все они находятся в других местах, где и должны оказаться, прежде чем часы пробьют полночь. Сечешь?
— Секу, Шкипер.
— Это ведь твой дебют, да?
— Боюсь, что да. Боевое крещение, если угодно, — признался я с покаянной улыбочкой, означавшей, что я осознаю свои недостатки. Но любопытства сдержать не смог: — Вряд ли вы сочтете возможным объяснить мне, куда мы направляемся, не так ли, сэр?
— На один северный островок, где нас никто не побеспокоит. Меньше знаешь — крепче спишь. — Тут Макси позволил себе немного расслабиться. — С этими заданиями вечно одно и то же. Сначала “Беги и жди”, потом “Где тебя нелегкая носит?”. И не успеешь оглянуться, как в забеге еще десяток засранцев, твоих ребят раскидало по всей планете и до кучи задняя шина лопнула.
Его беспокойный взгляд остановился на одинаковых черных ящиках размером с обычный чемодан, поставленных один на другой и привязанных к решетке возле кабины. У основания этой колонны лежал на матрасе, свернувшись клубком как новорожденный теленок, гномоподобный человечек в стеганой жилетке и плоской матерчатой кепке — казалось, он спал так же крепко, как и все остальные.
— Эй, Паук, а из этого барахла хоть что-нибудь работает? — гаркнул Макси на весь салон.
Гном, как только к нему обратились, акробатическим прыжком вскочил на ноги и изобразил перед нами пародию на стойку “смирно”.
— Не думаю, Шкип. На вид сущий мусор, — бодро откликнулся он. Мое чуткое ухо синхрониста тотчас уловило валлийские интонации. — Всего двенадцать часов на сборку, чего ты еще хотел за эти деньги?
— А как у нас насчет пожрать?
— Ну, Шкип, раз об этом речь зашла, тут один анонимный благожелатель прислал корзинку от Фортнэма [14] . Ну, по крайней мере для меня анонимный: сколько ни искал, имени не нашел, даже карточки не приложено.
— И чего там в корзине?
14
“Фортнэм энд Мейсон” — эксклюзивный гастроном на Пикадилли. Еще при королеве Виктории прославился своими наборами для пикников в особых плетеных корзинах с крышками.