Песня для зебры
Шрифт:
Надменная самодовольная ухмылка исказила его сухую, похожую на череп физиономию.
— Договор не только гипотетический, он сельскохозяйственный.
— Гипотетически сельскохозяйственный?..
Еще одна ухмылка подтвердила: именно так.
— Но как же такое возможно? Договор непременно либо сельскохозяйственный, либо гипотетический. Нельзя же иметь гипотетическую корову… Ведь нельзя, верно?
Резко подавшись вперед, месье Джаспер уперся ладонями в зеленое сукно стола и одарил меня тем пренебрежительным недовольным взглядом,
— В таком случае будьте любезны ответить мне на следующий вопрос, — предложил он. — Если договор имеет прямое касательство к конкретным людям, однако в тексте договора они названы не людьми, но коровами, тогда что это у нас — гипотетический договор или же сельскохозяйственный?
У меня хватило ума согласиться с его постановкой вопроса.
— Ну хорошо, о каком же гипотетическом условии, о какой вероятности говорим мы тогда? Например, в данном случае?
— О вероятности некоего события…
— Но какого?
— Это не оговаривается. Может, речь идет о чьей-то смерти, — произнес француз, но тут же своим костлявым пальцем пригрозил мне: дескать, не спешите с выводами. — А может, это наводнение, женитьба, божий промысел… Может, подчинение одной из сторон договора его требованиям или неподчинение. Это не прописано.
Он оседлал любимого конька, и вряд ли нашлась бы сила, способная вырвать у него поводья. Я, впрочем, и не помышлял об этом.
— Известно лишь одно: в том случае, если произойдет некое неназванное событие, вступят в силу определенные условия сельскохозяйственного толка, будут куплены и проданы определенные виды сельскохозяйственного сырья, переуступлены определенные сельскохозяйственные права и определенный гипотетический процент доходов от продажи определенных сельскохозяйственных товаров поступит на счета неких не названных в договоре лиц. Но все это только и исключительно в том случае, если данное событие вообще произойдет.
— Хорошо, а каким образом этот безымянный синдикат вообще вышел на вас? — вслух удивился я. — Вы, со своим потрясающим, незаурядным опытом, живете себе где-то там в Безансоне, зарыли, можно сказать, свои таланты в землю…
Джаспер клюнул моментально.
— Год назад я провел переговоры по приобретению большого количества коттеджей в Валансе на условиях тайм-шер. Я блистательно все оформил, эта сделка стала, несомненно, вершиной моей юридической карьеры. Сами коттеджи еще не были построены, однако введение в права собственности уже не входило в сферу моих обязанностей. Моим клиентом был офшорный холдинг, который специализировался на торговле недвижимостью, он зарегистрирован на Нормандских островах в проливе Ла-Манш. Он, кстати, потом обанкротился.
Тут в моем мозгу блеснула молния: коттеджи в Валансе! Разве не из-за связанного с ними скандала имя лорда Бринкли оказалось на первой полосе в газете Пенелопы? Именно так! Вспомнился даже один из заголовков: “Эльдорадо пэра — воздушные замки”.
— А сегодня этот холдинг вновь занимается бизнесом? — спросил я.
— Мне лично поручили ликвидацию. Его больше нет.
— Но ведь руководство-то существует.
Лицо Джаспера засветилось самодовольством пуще прежнего.
— Его не существует, поскольку у этих людей нет имен. Человек существует, только если у него есть имя. Если нет, то он лишь абстрактное понятие.
Тут то ли ему наскучило разговаривать со мной, то ли он решил, что мы и так переступили границы юридических приличий, — он провел рукой по своим небритым щекам, а потом вдруг уставился на меня с таким выражением, как будто только что увидел.
— А вы кто, собственно? Вы-то что делаете здесь, в этой паршивой дыре?
— Я устный переводчик, синхронист.
— С каких языков?
— Суахили, французский и английский, — неохотно ответил я, чувствуя, как вода вновь начинает заполнять мою маску.
— И сколько же вам за это платят?
— Полагаю, это конфиденциальная информация… — начал было я, но тут взыграло тщеславие, со мной такое порой случается. Тем более что этот юрист слишком уж долго давил на меня своим авторитетом. Пора уже дать ему понять, что и я кое-чего стою. — Пять тысяч долларов, — небрежно бросил я.
Француз резко встрепенулся:
— Пять?!
— Ну да, пять… А что?
— Не фунтов?
— Нет, долларов, я же сказал.
Его торжествующая улыбка мне очень не понравилась.
— А вот мне платят, — с безжалостным злорадством он озвучил сумму, выделяя каждое слово, — двести тысяч швейцарских франков. — И, чтобы окончательно добить меня, прибавил: — Наличными. Купюрами по сто франков. Крупные ни к чему.
Я был потрясен. Почему Сальво, мастер перевода, владеющий множеством редких языков, которые еще и скрывать приказано, получит лишь малую часть того, что отвалят этому чванливому французскому нотариусу?! Во мне кипело негодование, прямо как в те времена, когда я еще пробивался в люди и мистер Осман из “Всемирного агентства юридических переводов” отбирал у меня пятьдесят процентов заработка. Однако я сдержался. Даже изобразил восхищение. Он ведь, в конце концов, великий эксперт в разного рода юридических тонкостях. А кто я такой? Заурядный переводчик-синхронист.
— Вы, кстати, случайно, не знаете, где находится это проклятое место? — спросил Джаспер, возвращаясь к своим трудам.
Я, увы, не знал.
— Это не входило в условия моего контракта. Придется потребовать дополнительное вознаграждение, — пробормотал он.
Тут раздался гонг — так нас в приюте созывали на молитву. Когда я дошел до двери покерной, месье Джаспер уже вновь яростно стучал по клавиатуре, всем своим видом давая понять, что нашего разговора никогда и не было.
Улыбчивая Дженет проводила меня в холл, где я сразу почувствовал, что у нашей команды не все идет как надо. Даже шведский стол — английские сосиски, отменный бекон и омлет — не привлек к себе почти никого из наших парней, которые сидели группами тут и там, осунувшиеся и подавленные. За одним столиком Антон обменивался негромкими репликами с двумя мрачными типами в “алясках”. За другим высился Бенни, огромная челюсть которого утонула в еще более огромном кулачище, — он вперился невидящим взором в свою чашку. Пытаясь подстроиться под общее настроение, я положил себе на тарелку скромную порцию копченого лосося и уселся за свободный столик, ожидая, как будут разворачиваться события. Но не успел я проглотить первый кусок, как стремительно приближающееся чирканье резиновых подошв по плитам коридора возвестило о прибытии нашего Шкипера. На Макси были пожелтевший от старости свитерок оксфордской гребной команды, шорты ниже колен с обтрепанными краями и старые парусиновые туфли на резиновом ходу. Его мальчишеские щеки раскраснелись от холодного утреннего воздуха, глаза за стеклами очков искрились. За спиной у него маячил Паук.