Песня моей души
Шрифт:
Как-то незаметно он оказался на расстоянии одного локтя от меня, утащив земляничку, которую не успела сорвать я. Наши взгляды встретились. В карих глазах мелькнуло недовольство.
– Чего пялишься? Не эльф ведь! На мне цветов нет и трава не растёт!
– проворчал мой спутник и начал обрывать ягоды у моей ладони.
Теперь внимательно рассмотрела незнакомца. Его грязные волосы, густые брови, подбородок, нос с горбинкой, щёки, плечи, руки. Он чем-то напоминал мне моего единственного друга. Прошло около десяти лет с того пожара. Да и вряд ли тот выбрался из пламени. Но… почему же я прислушалась к словам той женщины?
Заметив, что я его разглядываю, мой спутник собирался чего-то сказать, но я его опередила:
– На твоей левой руке есть шрам?
– Когда ты успела заметить? – недоумённо спросил мужчина.
Надо же, и у него на левой руке шрам!
– Всего лишь предположила.
Мой спутник собрался прямо по обобранным кустикам земляники отползти к другим ягодам, но я схватила его за рубашку.
– Покажи шрам!
– Чего ты ко мне прицепилась? – насмешливо сощурился, - Или мы уже где-то встречались? Но чем руки просить показывать, ты уж говори сразу, чтоб разделся совсем. Я – мужчина простой, намёки плохо понимаю.
– Я только спросила про шрам, - щёки мои запылали от стыда.
Он посмотрел на меня ещё более внимательно. Испытующе. Я не знала, куда деваться от стыда. Зачем вообще спросила?!
– Вот, посмотри и отстань! – сказал вдруг спутник мой, но голос не сердитым был, а будто растерянным.
Взгляд подняла на него. Он поднял рукав левый верхней светлой рубахи на плечо. И рукав нижней, светло-серой, стал закатываться. Но плотно прилег тот к телу. Тогда мужчина быстро распоясался – я торопливо поднялась, разбрызгивая ягоды и отступила торопливо, отчаянно нащупывая свою сумку. А он рубашку скинул верхнюю. И нижнюю, рукав раскатав обратно. Тело крепкое, мускулистое. И шрамов много. И… и светлая полоска, отчётливо проступавшая на загорелой коже. Полоска шрама тонкого, начинавшегося на пол ладони выше кисти и заканчивавшегося у середины локтя. Рядом с длинным шрамом был и другой, короткий.
Моя рука, державшая лямку сумки, задрожала. И та выпала из разжавшихся пальцев.
Тот шрам… когда мой друг меня от воинов выпивших выхватил. И лезвие кинжала одного прошлось по его руке. Мы едва убежали в тот день. И он лежал, истекая кровью, а я страшно волновалась, что он совсем перейдёт Грань. И, плача, отрывала ткань от подола моего, но подола бы не хватило, чтобы руку всю ему обмотать. Да и он сердито за запястье меня схватил, остановил. «Не надо, - сказал, - Береги свою честь, сопля». Тогда я оторвала рукава от моего платья, чтобы раны ему перевязать. И два ужасных дня сидела подле него, покуда он боролся со слабостью за свою жизнь. Как я могла забыть тот шрам? Я не могла!
И эта встреча… внезапная эта встреча… Это… это случалось только в моих снах! В сладких-сладких снах. Редких. Но передо мной сейчас был не худой угловатый парнишка, а крепкий, широкоплечий мужчина, а шрам у обоих был одинаковый, как цвет глаз и, кажется, цвет волос. Цвет его волос из-за грязи было сложно определить точно. Робко, боясь поверить в случившееся чудо, тихо спросила его:
– Ромка?..
– Ты… – растерялся начал было мой спутник, потом вдруг улыбнулся невольно:
– Алинка?! Неужели, это ты?!
По моим щекам потекли слёзы. Метнулась к другу моему единственному, последнему близкому из оставшихся в моей жизни, обхватила его шею руками, уткнулась лицом в его грудь и зарыдала. Между всхлипами то и дело повторяла драгоценное имя:
– Ромка… Ромка…
Роман дал мне нареветься вволю, потом легонько щёлкнул меня по носу:
– И как в тебе столько воды уместилось, а, сопля моя ненаглядная?
Тут до меня с опозданием дошло, что он уже не прыщавый юноша, а зрелый мужчина, а я – смазливая фигуристая девица. И мои объятия друг может неправильно истолковать. Потому я его отпустила и отступила на шаг назад.
– И не мечтал, что снова встречу тебя по эту сторону Грани… - выдохнул он счастливо, потом смущённо прибавил, - Когда тебя разглядел, подумал вдруг, что моя козявка, если б выжила и выросла, могла бы стать такой же красивой как ты.
Теперь понятно, с чего он пытался ко мне навязаться. Хотя бы из памяти. Или ради еды только. Да, впрочем, это всё уже не важно. Он рядом! Живой он!!!
А он продолжил, в свойственной ему манере:
– Не ожидал, что попавшаяся на моём пути курица – это ты! Столько лет считал тебя погибшей! – ухмыльнулся, - Слушай, козявка, а я и не предполагал, что из тебя такая красавица получится.
Собиралась всерьёз на него обидится, но почему-то совершенно беззлобно и счастливо проворчала:
– Да пошёл бы ты в Снежные горы… вредный свин!
– Не, я от тебя теперь никуда не уйду! – заявил он с жаром, - Разве что ты выйдешь замуж или сам попаду за Грань.
И у меня сорвалось с губ, что думала, как и прежде, её в детстве, когда мы свободно говорили обо всём:
– Подлец, только оказался живым – и уже засматривается на Грань!
Он серьёзно посмотрел на меня и тихо сказал:
– Постараюсь пожить, пока не найду тебе другого защитника.
Чуть помолчав, робко спросила:
– А сам?..
– До того буду с тобой, сопля.
Эх, давненько мы с ним не ругались…
Притворяюсь сердитой:
– А у меня имя есть! Другое!
Он поймал меня за конец косы:
– Знаю, козявка моя прекрасная!
Безуспешно пыталась отобрать косу, а негодяй громко хохотал и лишь крепче сжимал пальцы. Показавшиеся путники растерянно посмотрели на нас и молча прошли мимо. Вообще, жизнь, в которой есть хотя бы один человек, которому небезразлично твоё состояние – очень ценный дар.
– Но таки ты меня теперь накормишь? – ухмыльнулся он опять, - По-честному?
Друга дорогого, который столько сделал для меня, я не могла не накормить!
И уже с радостью сидела рядом и смотрела, как он уничтожает мои припасы. Век бы сидела и смотрела, как он ест…
Впрочем, мужчина практичный всё поедать не стал. Со вздохом сумку отложил. Смахнул крошки с бороды. Опять взглянул на меня серьёзно. Сказал грустно:
– Но… я думал, что ты тогда сгорела… я ещё долго не мог спать по ночам: мне снился твой крик или то, как ты падаешь, задохнувшись от дыма. Снилось, как тяжёлые горящие балки падают на тебя… - он вдруг сдвинулся ко мне, сжал меня в объятиях, крепко-крепко, ноя уже не сопротивлялась – ему я верила, - Значит, ты выбралась… ты смогла тогда выбраться! Как же я рад!