Песня о теплом ветре
Шрифт:
Смотрю на него, примериваюсь. Он — более рослый и, может быть, сильнее меня. Но отступать нельзя.
— А не хочешь бляхи попробовать? — спрашиваю его, снимая с шинели ремень. Ремень с тяжелой медной бляхой на конце — испытанное оружие.
Вокруг нас собираются люди. Улица была почти пустынной. Но так всегда случается: в любопытных недостатка нет.
Единой в мнениях толпа не бывает. Она немедленно раскалывается на два спорящих лагеря. Одни поддерживают одну сторону, другие — другую. И у всех
На этот раз спор разгореться не успевает. К нам подходят двое военных с красными повязками на рукавах — комендантский патруль.
— Товарищ курсант, ваше удостоверение!
Я предъявляю.
— Так-так… Крылов Александр, шестая артиллерийская. Хорошо. Кто у вас политрук? Тепляков, кажется? Доложите ему, что вы допустили драку на улице…
Неудовлетворенная толпа расходится. Парня в распахнутом пальто уже нет, он исчез. Мы с Ингой идем дальше.
Ну, зачем все это произошло? Был такой хороший вечер! И вот теперь я должен докладывать Теплякову…
А может быть, лучше командиру батареи? Тот немного покричит, в крайнем случае выговор объявит, а Тепляков…
К Теплякову мы, учащиеся, относимся с особым уважением: у него — орден боевого Красного Знамени. Такой высокой награды ни у кого из наших командиров нет. Во время боев с японскими захватчиками у озера Хасан Тепляков заменил убитого командира роты и поднял бойцов в атаку.
Тепляков строг, но всегда справедлив. Если накажет, «несправедливый» командир — переживается легче: пытаешься сам для себя найти хоть маленькое оправдание… А тут оправдаться трудно: Тепляков «отвесит» ровно по заслугам.
— Ну вы, надо сказать, драчун, — говорит Инга.
— А как я, по-вашему, должен был поступить?
Инга смеется. Глаза у нее узкие, восточные. И когда она смеется, остаются одни щелочки.
— Знаете, Инга, у нас в спецшколе по воскресеньям танцы. Можно вас пригласить? У вас есть телефон?
Инга говорит «можно», потом прощается со мной у подъезда, и я слушаю, как удаляются ее быстрые шаги.
К торжественному маршу!
Самое трудное время в спецшколе — это подготовка к военным парадам.
Прежняя учебная нагрузка остается целиком. Но к ней прибавляется новая — несколько часов строевой подготовки каждый день после занятий.
Шагают все четыреста человек, но на парад пойдут только двести: каждая спецшкола на параде представлена одной «коробкой» — двадцать человек в ширину, десять в глубину.
На ноябрьский парад нас, новичков, не пустили. В майском мы можем участвовать, но для этого нужно иметь отметки по всем предметам не ниже «четыре», а по военным дисциплинам — стрелковому делу, артиллерии, химзащите — только «пять».
Правда, по военным дисциплинам у нас никто не отстает. Если учащийся получит по физике или литературе тройку, ему сочувствуют. Но заимей тройку по военному делу, и ты будешь окружен презрением. Не знать устройства полковой пушки или не разбираться в топографии — позор. Твои же товарищи скажут:
— Слабак.
Мы, четыре «мушкетера», были уверены, что на парад нас возьмут. Только немного опасались за Курского: вытянет ли он немецкий?
Но нашли выход. Его предложил Тучков:
— Моя мама работает переводчицей в «Интуристе». Я уже говорил с ней. Два раза в неделю она будет с тобой заниматься, Лешка. А всякие там «ну шантон, ву шантэ» забудь. Иначе не видать тебе Красной площади.
— А если в математике отстанешь, — добавил Доронин, — так и быть — дам списать контрольную…
…Мы шагаем. Сначала, во дворе школы, потом на соседнем стадионе, потом на Краснохолмской набережной. Нас учат десятиклассники.
— Товарищ старшина, — докладываю я десятикласснику Исаеву, — взвод для занятий построен. Дежурный Крылов.
Исаев осматривает нас, чуть пренебрежительно говорит:
— Так, так… пуговицы нечищены… Ремень болтается. Эх, вы!
А мы стоим и думаем: «Давно ли ты сам такой был?»
За два месяца строевой подготовки мы разбиваем свои ботинки так, что их и в ремонт не примут. Перед парадом дадут новые.
Генеральная репетиция — на центральном аэродроме. Учебный парад принимает Маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный.
Перед началом построения к нам обращается директор Орешин:
— Ну, молодцы, не опозорьте знамени нашей школы. Если пройдете плохо, на парад не пустят. Докажите, что шестая…
Орешин говорит самые обычные слова, но голос у него взволнованный, и это волнение передается нам.
Генеральная проходит удачно. Буденный жмет командирам руки, благодарит нас за хорошую подготовку.
А потом настает 1 Мая.
Рано-рано мы собираемся у Чистых прудов. Отсюда спецшколы двинутся по Кировской к площади Дзержинского, идут вниз, к площади Революции, и через Исторический проезд входят на Красную площадь.
Часы на Спасской башне бьют десять. Нарком обороны объезжает части, выстроенные для парада.
— Здравствуйте, товарищи молодые артиллеристы!
Потом парад слушает его речь. А дальше перекличкой, разноголосицей разносятся по площади слова команды:
— К торжественному маршу! Побатальонно! Дистанция на двухлинейного. Первый батальон — прямо! Остальные — направо!
И вот мы идем по Красной площади. Старательно печатая шаг, проходят мимо Ленинского мавзолея тысяча двести комсомольцев — сводный полк артиллерийских спецшкол. Оркестр играет наш марш: