Песня полной луны
Шрифт:
Когда в ту чертову ночь Оуэн вернулся домой, его трясло. Хоть он и не принимал участия в изнасиловании, он всё видел, он никого не остановил. Осознание накатило тошнотворной волной, и, добравшись до туалета, он проблевался. Прислонился лбом к холодной крышке унитаза и заплакал.
Он ничего не сделал.
Да, он никого не трахал. И даже не тащил труп к воде. Но он всё видел и не позвонил в полицию, потому что друзья, пусть и такие кретины, были для него важнее незнакомой девчонки, встреченной на вечеринке после этнического
Она возвращалась к нему во снах — её разорванное платье, окровавленные бедра, распухшее лицо. Она тянула руки к его горлу, а за её спиной маячила полная, сияющая луна. Оуэн просыпался с воплем, будя Беллу, прятал лицо в ладонях.
Врал, что приснился страшный сон из детства.
Ну, хотя бы про кошмар было правдой.
Потом сны прошли. А теперь — вернулись.
И, глядя на Беллу, прижимающуюся к его плечу, Оуэн думал: ему повезло, что никто их тогда не видел. Что, возможно, тело этой девчонки так и не нашли. Что он учится здесь, в Шарлоттауне, Нью-Джерси, потому что у его предков было достаточно денег отправить его сюда, за пол-страны от резерваций навахо.
У него есть шанс начать новую жизнь. С его девушкой, с его друзьями, ведь им всем посчастливилось поступить в один колледж, пусть и на разные факультеты. Дружба их выдержала даже то дерьмо с индейской девчонкой.
У него есть шанс наконец-то забыть о той жути, что им однажды пришлось пережить.
Белла зевнула, просыпаясь.
— Ты чего не спишь? — приподнялась на локте, бретелька сорочки сползла по её плечу. — Бессонница?
— Да как обычно, — Оуэн поцеловал её в кончик носа. Не признаваться же, что в полнолуние он предпочитает не спать. — Так устал, что не могу заснуть.
— Согреть тебе молока? Или… — Белла крепче прильнула к нему. — Или у меня есть идея…
— Я весь внимание, — Оуэн вернул ей ухмылку, кончиками пальцев провел по её плечу, спуская сорочку всё ниже. Накрыл ладонью обнажившуюся грудь. — Иди сюда…
Перекинув через него ногу, Белла потянула сорочку через голову, качнула бедрами и улыбнулась.
Луна заглядывала в окно за её плечом, и на мгновение Оуэну почудилось, будто не его девчонка, с первого года учебы любимая, двигается на его члене, а та, утопленная в водах ютских водоемов.
В горле застрял вопль ужаса. Едва соображая, что делает, Оуэн столкнул Беллу с себя и уткнулся лицом в ладони. Ему больше не хотелось никакого секса, хотелось только спрятаться от страшных воспоминаний навсегда, навсегда, и больше не видеть ни луны, ни воды ютских водоемов, ни той девицы-навахо.
Говорят, индейцы колдовать умеют. Может, она из могилы на них порчу навела?
— Оуэн, — Белла трясла его за плечо. — Оуэн, что случилось? Что с тобой? Я что-то не так сделала?
Её вопросы он поначалу слышал как сквозь вату. Потом тяжело моргнул, отнимая руки от лица.
Никого.
Его девушка была собой. Прикрывалась простыней, инстинктивно понимая, что не время светить сиськами, обнимала его со спины. Оуэн запрокинул голову назад, уставился в белеющий в темноте потолок.
Он не может сказать ей, что его глючит на девчонку, которую изнасиловали и убили трое его лучших друзей. Просто не может. Белла отвернется от него.
Он думал, сможет жить с этим. Сумеет убедить себя, что его вины в том почти не было. И на какое-то время у него даже получилось. Оуэн считал, что справился, что продолжил жить дальше и уговорил себя, что просто ничего не мог сделать. Но самообман — это гребаная штукатурка на старых стенах, и несколько месяцев назад она стала трескаться.
— Оуэн?
Он покачал головой.
— Прости… всё в порядке, просто почудилось что-то в окне.
— Уже не в первый раз.
— Я позвоню своему психологу. Наверное, стресс, — привычная ложь слетала с языка легко. Иногда Оуэну казалось, что он и сам верит в неё, но каждая галлюцинация, каждая бессонная ночь доказывали обратное. — Я, пожалуй, прогуляюсь, ладно? А ты спи.
Белла с беспокойством смотрела, как он натягивал джинсы и рубашку, напяливал кроссовки. Порой Оуэн ловил себя на отчаянном желании всё ей рассказать, но как он бы смог?.. Белла возненавидела бы его и послала бы к черту. Он и сам себя бы к черту послал, но, как выяснилось, куда бы ты ни отправился, ты всегда прихватываешь с собой своё прошлое.
Каким бы дерьмовым оно ни было.
— Скоро вернусь, — Оуэн поцеловал Беллу в переносицу, затем — в губы. — И надеюсь, что ты уже будешь дрыхнуть, чтобы не проспать утреннюю пробежку.
Уходя, он прихватил ключи от машины со столика в холле.
Гладь озера была темной, освещаемой лишь фонарями около Шарлоттаунского клуба гребли. Оуэн терпеть не мог пробираться в парк ночами, но клуб открывался в половину шестого, и дорога к нему — а, значит, и к озеру, — была уже открыта.
Проехав Вест-Пост-Роуд, он кинул машину на стоянке и спустился к воде; уселся на влажную от росы траву, не особенно заботясь, что промочит джинсы.
— Выходи… — пробормотал он. — Выходи, ну…
Озеро оставалось спокойным. Быть может, индейская сучка решила, что хватит на Оуэна сегодня ужасов, потому так и не появилась?
Оуэн помнил, как нажрался на следующий день после той ночи — до поросячьего визгу, до полного отруба памяти. Ему даже стало казаться, что мертвая девчонка-навахо им всем приснилась. Что они просто перебрали или накурились и получили один и тот же глюк. Жаль, что это всё же был не обычный кошмар.