Песня полной луны
Шрифт:
Они об этом никогда больше не говорили. Оуэн в душе не ебал, видел ли ту девицу кто-то ещё, или он просто сходит с ума, хотя виноват был меньше всех. Или больше всех, потому что не остановил?
Первый год после случившегося он ещё как-то держался. Убеждал себя, что ничего не мог сделать, что один против троих — это хреновая идея, что не помрет же она, в конце концов? Но она умерла. Может, не выдержало сердце, кто знает, однако, заметив, что она не двигается, протрезвели они все четверо и разом.
Так кто же здесь каннибал,
Сегодня было хреновее всех прочих дней. Может, потому, что снова пришло полнолуние, а в него всегда хреново.
Оуэн даже не сразу увидел, что рядом с ним кто-то присел.
— Здорово, — Дилан толкнул его плечом. Оуэн вздрогнул. — Тоже сюда приходишь?
— Очевидно.
По озерной воде прошла рябь. Ветер, просто ветер, но по спине у Оуэна скользнул холодок. Он подумал: сейчас она выйдет, раздутая и мертвая, как снулая рыба, и покажется им обоим, и они прямо тут и сдохнут.
— Тут спокойно, — Дилан задумчиво выдрал пучок травинок, отшвырнул в сторону. — Терпеть не могу полнолуния, даже почти верю, что они хреново влияют на людей.
Он не выглядел человеком, которого преследовало чувство вины. Оуэну всё хотелось спросить: ты вообще помнишь, что произошло два года назад, или я один это помню и один мучаюсь? Ты хоть что-то вспоминаешь? Но задавать такие вопросы Оуэн не собирался — слишком хорошо понимал, что вскрывать старые нарывы не время и не место.
Не Дилан был тем, кому вообще пришла идея выследить ту девчонку после того, как она покинула фестиваль. Это у Гаррета в голове что-то щелкнуло. Вообще, он всегда считал, что индейцы — это люди второго, а то и третьего сорта, хуже негров. Они бухают, не хотят работать и только дерут деньги с туристов в своих резервациях да дурят им головы ловцами снов и проклятиями. Так что нихрена не удивительно, что это был он.
В воде раздался плеск.
Оуэн напрягся.
Дилан, кажется, тоже.
— Поехали-ка отсюда, — пробормотал он. — Скоро притащатся любители покататься на лодках с утра пораньше, да и джоггеры набегут. Я еще и поспать хочу.
Оуэн поднялся, отряхнул джинсы.
Почему-то ему показалось, что Дилан решил уехать не просто так.
Возможно, ему тоже глючится та девчонка.
Возможно, ему тоже хреново.
Белла ревела. Чувствовала себя идиоткой, но всё равно ревела, уткнувшись носом в одеяло, неуловимо пропахшее Оуэном.
Они встречались с первого курса — как в кино, сели рядом на лекции по макроэкономике, обоих как током ударило — и для них не было ничего естественнее, чем заниматься любовью. Почти так же естественно, как болтать на любые темы, потягивая горячий чай или кофе; от собственного детства до экономики стран третьего мира. Или, не сговариваясь, выбирать на вечер один и тот же фильм и одну и ту же пиццу. Или съехаться после третьего курса, на двоих сняв квартиру в городе.
Оуэн трахался куда лучше её школьного свитхарта, о котором Белла и думать забыла, когда скользнула взглядом по тонко выписанному лицу своего случайного соседа и влюбилась по уши. Оуэн заставлял её стонать во весь голос и умолять не останавливаться, умолять кончить в неё, благо она была на таблетках и доверяла своему парню. И всегда в постели у них всё было отлично… до этого лета.
Сначала Белла не могла понять, что происходит. Оуэн стал изменять ей? Нашел другую? Мало ли миленьких первокурсниц, жаждущих отхватить себе в Шарлоттауне парня побогаче да покрасивее. Но он вёл себя безупречно, просто иногда… иногда он будто видел кого-то вместо неё, пока они трахались, и пугался до чертиков. Ни о каком сексе после этого уже и речи не шло.
Потом она стала списывать его срывы на стресс. Факультет экономических наук предполагал огромное количество курсов и не терпел лени, а Оуэн во всем и всегда старался быть лучшим и ненавидел, если его воспринимали только по тому, что его отец — окружной прокурор в Солт-Лейк-Сити. Стресс и усталость были подходящей причиной… но как объяснить, что плохо ему становилось тем чаще, чем ближе было полнолуние?
Белла не знала, как выносить это в одиночку, и, хотя Оуэн уверял её, что она вовсе ни при чем, с каждым разом ей снова всё больше казалось, что он врет.
Вытащив телефон, Белла набросала сообщение Линде, и та тут же перезвонила.
— Повезло тебе, что я на пробежке, — голос у Линды был запыхавшийся, — ненавижу полнолуния. Дилану тоже не спалось, умотал куда-то прогуляться, а я решила пробежаться, — казалось, она остановилась, потому что дыхание её выровнялось. — Дело должно быть очень важным!
Белла всхлипнула. Честно говоря, ей хотелось бы сесть с подругой за барную стойку у той дома, взять бутылку хорошего вина и поговорить лицом к лицу, но отчаяние, которое она почувствовала, услышав, как машина Оуэна отъехала от дома, не позволило ей подождать до вечера или хотя бы до ланча.
— Оуэн опять не может спать со мной. Я понимаю, что это бред, но я всё время думаю, что делаю что-то не так, — горло у неё сдавило, и Белла с трудом справилась с переживаниями. — Теперь всё чаще. И я знаю, что он хочет меня, я это чувствую, а потом раз — и всё, он меня отталкивает, а стояка нет как не было. Я уже думала, может, мне на диету сесть?.. Так вроде всё как обычно.
С другой стороны трубки повисло молчание, прерываемое только частым дыханием. Линда уже не бежала, но теперь быстро шла.
— А вы пробовали обновить ваши сексуальные отношения? БДСМ, оргия, тройничок…
— Что? — моргнула Белла.
Нет, для них с Оуэном в сексе не было особых запретов, и, хотя популярное после выхода идиотской книжонки БДСМ нравилось всем в их окружении, к жестким практикам их так и не потянуло. Иногда Белла позволяла себя связать. Иногда Оуэн был не против изобразить из себя влюбленного раба. Но никакой жести.