Песня полной луны
Шрифт:
— Уилл! — одернула его Кэрри, пихнула локтем в бок.
— Я вообще-то шёл найти Кевина, — Найл избавил всех троих от своего присутствия одной фразой. — Экономическую теорию мне вряд ли кто-то из вас пояснит, а лекция уже через двадцать минут.
Он мог бы нагло плюхнуться на покрывало, чтобы испортить настроение Уиллу. В этом пареньке было что-то отталкивающее, настолько ему неприятное, что Найл и сам не понимал, что же не так, кроме странного запаха. С некоторых пор серебро стало его раздражать, и теперь он предпочитал медь.
Он
Пусть считают его странненьким.
— А я смотрю, обзавелся фанатками, — ухмыльнулся Кевин, кивая в сторону Кэрри и Клэри.
Найл поморщился, пожал плечами. Взгляд в спину он чувствовал кожей, и он понимал: Кэрри расстроена. Сердце у него сжалось: обижать её не хотелось. Если бы они встретились в иных обстоятельствах, Найл, быть может, сходил с ней выпить кофе. Позвал бы на свидание.
Кэрри была той, с кем хотелось общаться не с какой-то целью, а просто так. Но разрываться между сотней разных эмоций к Белле и к ней Найл вовсе не хотел.
Ему было совсем не до того.
— Судя по всему, кумир у них другой, — он плюхнулся на траву. Клэри уже забыла о его существовании и увлеченно что-то рассказывала Уиллу, широко жестикулируя. — Так что с очередной сплетней ты обломался. Экономическая теория — хрень полная, кстати. Как ты сдал этот экзамен вообще?
Кевин заглянул в его учебник.
— Зубрил. И тебе советую. В голове отложится, а там уже мозг сам всё поймет. Кстати, на выходных у Гаррета и ко опять тусня. Приглашения не достал, уж извини.
Отмахнувшись, Найл открутил крышку и глотнул минералки.
Приглашения на вечеринки ему больше нужны не были.
В Шарлоттауне темнело быстро.
Тенью он скользил вдоль улиц, прячась в углах и скрываясь от случайных прохожих — он же не хотел, чтобы их случайно хватил удар? Луна брела по темному небосклону ему вслед.
Дед явился к нему под вечер, когда он задремал за учебником. Лицо его казалось ещё старше. Испещренное морщинами, древнее, как сама земля, окаменевшее от горя, которое принесла ему смерть Холли, ведь именно сестра должна была принять силу. Сестра готовилась к этому всю жизнь, а он… а что — он?
Его жизнь изменилась безвозвратно.
Жалел ли он? Пожалуй, что нет.
Сила распирала изнутри, накладывала на него тёмный отпечаток, от которого не отмыться, не оттереться. Сила дарила ему возможности, но многое и забирала.
— Время пришло, — произнес дед. — И ты знаешь, что делать.
Он знал и чувствовал фантомный запах крови, забивающий чуткое звериное обоняние. Он и так ждал слишком долго; это причиняло Холли боль. Каждый день на этой земле, а не в миру предков, уродовал её и мучил. Быть может, он должен был ещё тогда заявить в полицию, пусть её тело достали бы со дна того чертова озера, но как это помогло бы её неупокоенной душе? И разве не заподозрила бы полиция именно его в убийстве?
За своей спиной он чувствовал силу деда и колдовство своей женщины, опутывающее нитями, защищающее от лишних взглядов, дающее уверенность, что сегодня ему будет сопутствовать удача.
За спиной он ощущал присутствие тех, кто был ему дороже всех в обоих мирах, и он не мог их подвести.
Койот вольготно расположился под его кожей.
Желтые глаза вспыхнули в темноте.
Затаившись во тьме, он ждал.
И ждал.
И ждал.
Глава четырнадцатая
Аддералл закончился некстати.
Майлз уснул на диване прямо в одежде, хотя по телеку Нетфликс гонял дешевейший и трэшовый ужастик из какого-то старья, а, стоило ему открыть глаза — кстати, после вечеринки Гаррета Кортни была так зла на него, что бросила, но он вообще об этом не жалел, — как запах стоячей воды и влажные шлепки босых ног по полу заставили подскочить.
Она была здесь.
Оуэн был чертовски прав, а Майлз, пусть и рассказал ему всё, оказался идиотом, раз не попросил никого переночевать с ним.
Паника захлестнула с головой.
— Где ты… — прохрипел он. — Где ты, сучка? Что тебе от меня нужно?!
Шлёп. Шлёп…
Она была прямо за его спиной.
Склизкая, ледяная рука дотронулась до его шеи, прямо под прядями отросших тёмных волос.
Майлз отскочил, заорал. Ногу пронзила острая боль — он врезался коленкой в край стеклянного журнального столика.
Она ухмылялась изъеденными разложением губами.
Сука, сука, сука!
Майлз вцепился в собственные волосы, дернул их — снова больно, значит, он не спит. Значит, она каким-то образом выбралась из его кошмаров, пробралась в реальность.
Сука.
Долбаная индейская сука.
<