Песня последнего скальда
Шрифт:
Фризы раскинули на своих кораблях шатры и собрались спать, Я же не захотел оставаться с ними и выбрался на воздух, чтобы поразмыслить о том, что случилось с нами в тот день.
Ночь погасила пожар заката и зажгла вместо него мерцающие огоньки звезд. Душная темнота затопила все вокруг.
Мне не спалось.
Недобрые мысли ходили вокруг меня. Я сел на борт корабля и сидел так, не шевелясь целую вечность. И смотрел, как дрожат в черной воде отражения звезд, и камень у меня на сердце становился все тяжелее.
…В далекой стране богов, у корней
Я был викингом восемь зим и редко думал о том, кто я на самом деле. Но воля богов бросила меня вновь сюда, в землю моих предков, и мне вдруг захотелось бросить все и бежать, бежать в безмолвную печаль ночных лугов, прочь от этих пропахших морем кораблей. Сойти на берег, пройти сотню шагов – и я уже не пленник на корабле фризов!
Но что я найду здесь, в чужой для меня земле я, бродяга, лишенный всего? Да и не пропустят меня славянские лучники -ведь для них я викинг, разбойник и торговец, странник, затерянный среди морских дорог.
Нет, напрасно дрогнуло мое сердце. Боги не оставили мне выбора. Славянская кровь замерзла в моих жилах, стала морской водой. Ведь в жилах викинга течет морская вода – потому что у него нет родины. Его родина – безбрежное море, его дом – острогрудый снекк. Нет у меня ничего ни на этой земле, ни во всём мире,
А потом мне пригрезился скалистый уцпландский берег, колеблющийся в синеватой дымке – словно смотрел я на него с палубы плывущего по волнам дракона. И там, на самом верху, где цеплялись корнями за камни истерзанные ветром деревья, виднелось сквозь сизый туман легкое белое платье…
Я любил девушку по имени Оддрун, и она меня любила не менявшее. Хотя викинги часто привозили себе женщин из-за моря, я выбрал ее. Всякий раз она приходила на берег, чтобы проводить викингов в далекий путь, и всякий раз первой встречала их, едва паруса драконов поднимались из-за морских вод. И я знал, кого искали ее золотистые глаза на палубе нашего снекка.
Отца ее звали Йормунд, и я понес ему свадебный выкуп – три марки серебра. И велика была моя обида, когда старый Иормунд отдал свою дочь другому. И Оддрун покорилась, ибо женщине все равно, кому принадлежать. Был бы я морским ярлом или хоть бы водил за собой десяток людей, то непременно взял бы ее силой. Только боги распорядились иначе.
Больше не придет она проводить меня в далекий поход и не увижу я среди серых камней ее белого платья.
Не знаю, заснул ли я или просто боги послали мне видение, но только одна женщина исчезла и вместо нее появилась другая. Её лицо не было мне знакомо. Она стояла, одетая в бледное сияние, и смотрела на меня синими, как небо, глазами. В руках ее был клубок ниток и, грустно улыбаясь, женщина молча разматывала его » тонкими пальцами. Не ведаю, была ли это сама хозяйка судьбы вещая норна Скульда, или видение обмануло меня…
А потом я очнулся и женщина исчезла, потому что Орвар сильно потряс меня за плечо.
В ту ночь что-то случилось в крепости на горе. От того-то Орвар и разбудил меня. Я думал, что он спит, но Фриз не спал, как и я, предавшись думам. А может, просто комары не дали ему уснуть.
– Смотри! – Сказал он, указывая в темноту.
Я увидел, как на стенах крепости вспыхнули смоляные факелы и метнулись к воротам. А потом ветер донес до нас неясный шум, стук лошадиных копыт и приглушенный гул множества голосов. И вдруг все разом стихло, только факелы на стенах продолжали гореть и в их свете колебались неясные тени…
А наутро фризам все-таки разрешили разложить свой товар, только глаз с них по-прежнему не спускали. В городе все было по – прежнему, и я начал думать, что мои ночные видения были всего лишь кошмарным сном.
Тригвальд со своими пошел на торг под приглядом славянских лучников, а я остался с теми фризами, что вместе с Колгримом сторожили корабли.
Торговцы занялись починкой паруса, а я сел в стороне на корягу и сидел так, задумчиво ковыряя палкой песок. Колгрим крикнул, чтобы я шел помогать, но, увидав, что я даже не пошевельнулся, оставил меня в покое.
И тут я подумал: толку-то, что Тригвальд взял меня на: корабль и вернул мне меч? Идти мне все равно некуда, а торговать вместе с фризами я не хочу. Не умею я торговать – взвешивать на весах кусочки серебра, спорить с купцами о цене да рыскать по морям от одного торга к другому. Недостойное это дело, не к лицу оно настоящему мужчине. Зачем же мне тогда и дальше оставаться с фризами? Я не покупал, не продавал и кошель мой был пуст. Ту небольшую добычу, что удалось взять, когда мы разбойничали в Поморье, я разделил на две части. Одну зарыл в песок, чтобы это серебро вернулось ко мне после смерти, а другую бросил в море, в жертву богам. Но мои боги не услышали меня.
Что ж, у них есть дела поважнее, и моя беда им не в тягость.
Над городом клочьями сизого дыма ползли облака, а вдалеке, у самого края неба громоздились одна на другую черные грозовые тучи. И там, в вышине, над пустыми полями глухо ворчал гром: это Тор сын Одина ударял каменным молотом по небесной тверди, пробуя свою силу.
Я встал. Я не мог больше сидеть здесь и ждать неведомо чего. Ветер швырнул мне в лицо душный запах трав и цветов, бесконечных лугов и тенистых рощ. Но пахли эти рощи и луга чем-то чужим, незнакомым, словно пришел я в неведомую заморскую страну. Да так оно и было.
Фризы возились возле своих кораблей, и им не было до меня никакого дела. Сверху, из города доносился шум – там торг, там были Тригвальд и его люди.
Постояв, я повернулся и пошел прочь от берега, от гора, от всего. Куда? Едва ли я ведал сам. Если у человека нет дома, то ему все равно, куда идти. Ибо нет разницы в том, где обретет он себе пристанище.
Я был один – пришелец в чужой стране. У меня не было ни родичей, ни друзей, ни вождя. Таких, как я, немало – они скитаются по свету, не ведая пути, подобно тому, как по волнам океана блуждает ледяная гора.