Песня синей птицы
Шрифт:
— Отпустите… меня! — взмолилась Сильвина. Ей было так страшно, как никогда в жизни.
Каддингтон понял, что она имеет в виду нечто более значимое, чем то, что он обнимает ее.
— Ты поедешь со мной во Францию, — ухмыляясь, заявил он. — Но мы поженимся не там. Жители Британии любят свадьбы почти не меньше коронаций.
— Неужели вы действительно думаете, что я… выйду за вас замуж?.. За человека, предавшего свою страну, свой народ? — с горечью спросила Сильвина.
— Думаю, что после
Во взгляде, устремленном на девушку, читалась похоть, и она отпрянула как можно дальше. Взяв ее пальцами за подбородок, бывший помощник министра силой повернул ее лицо к себе.
— Такая маленькая, беспомощная, и все столь же соблазнительная, — сказал он.
От похоти, слышавшейся в его голосе, Сильвину затошнило. А потом его толстые губы, горячие и безжалостные, прижались к ее рту, и ей показалось — еще немного, и она умрет от унижения.
Он целовал ее грубо, жестоко, пока она не начала задыхаться. Ей казалось — он тянет ее вниз, в темное, тенистое болото разврата, от грязи которого ей уже никогда не очиститься. Каддингтон, не отрываясь от ее губ, просунул руку ей под плащ и грубо схватил за грудь, порвав при этом тонкую материю газового платья. Девушка отчаянно сопротивлялась, хотя и понимала, что это бесполезно.
Когда он наконец оторвался от ее губ, она была почти без сознания. Глядя в ее помертвевшее от ужаса личико, Каддингтон ухмыльнулся.
— Ну, вот видишь, как ты беспомощна, — издевался он. — Неужели ты и вправду думала, что сможешь противиться мне? Но придет время — и ты будешь восхищаться мною и благоговеть, видя, чего я достиг.
— Вы… мне… отвратительны, — еле выговорила Сильвина дрожащими губами.
Негодяй расхохотался и хотел снова поцеловать ее, но что-то заставило его взглянуть назад, поверх откинутого верха экипажа; и тут он отпустил девушку, стремительно разжав объятия, и пробормотал едва слышно:
— Не может быть… Слишком рано, они не могли ничего обнаружить.
— Что это? — спросила Сильвина: в ее душе внезапно замерцал слабый луч надежды.
Повернувшись, тот зарычал на нее как загнанный зверь:
— Маркиз приходил к вам сегодня утром? Кто-нибудь мог узнать, что мы вместе уехали из Лондона?
— Нет… нет, я… не думаю, — отвечала Сильвина, но глаза ее засветились.
Когда мистер Каддингтон отвернулся от нее, девушка приподнялась на сиденье, чтобы посмотреть назад, и увидела то, о чем молилась без надежды на милость Бога: всадника, настигающего их в тучах пыли, человека, которого она сразу же узнала по широким плечам, сдвинутой на бок шляпе и великолепной посадке.
— Это маркиз! — воскликнула она невольно.
— Да, маркиз, — мрачно подтвердил Каддингтон, — и он один.
Сильвина
— Что вы… собираетесь делать?! — в отчаянии воскликнула она, все сразу поняв.
— Убить его, — ответил Каддингтон. — Он просто получит по заслугам раньше других.
— Но вы не можете… не можете так хладнокровно… убить человека, — воскликнула она.
— Тебе так важно, будет он жить или нет? — спросил мистер Каддингтон. — Я этого не думал, но, видимо, я ошибся. Если мои подозрения верны, забавно будет обнимать тебя сегодня ночью голую и знать, что ты горюешь по этому выродку-аристократу, лежащему в пыли и крови на проезжей дороге.
— Я всегда знала, что вы… подлый и злой, — прошептала Сильвина. — Я поняла это, как только увидела вас… А теперь я знаю, что вы еще хуже… вы… вы просто дьявол…
И тогда в ужасе, охватившем ее сердце подобно щупальцам спрута, она вспомнила, что, пытаясь заглянуть в будущее маркиза, видела там и опасность, подстерегающую его, и пролитую кровь.
— О Боже, пощади его! — взмолилась она вслух и крикнула мистеру Каддингтону:
— Не делайте этого! Я умоляю вас, не трогайте его! Я буду для вас тем… что вы хотите, но… сохраните ему жизнь!
Каддингтон только рассмеялся, и девушка почувствовала, что ее слова только разожгли его жажду крови.
Всадник приближался. Каддингтон повернулся, встал на колени на сиденье, опираясь на откинутый верх, и начал целиться в маркиза, что было не просто: дождя не было уже больше недели, и дорожная пыль вздымалась такими густыми клубами, что временами совсем скрывала Алтона из вида.
Билл Доуз великолепно правил лошадьми, но арабских кровей конь маркиза мог догнать любую лошадь ливрейной конюшни. Сильвина понимала, что еще несколько секунд — и Алтон поравняется с каретой и заставит кучера остановиться. Она хотела было крикнуть, предупредить его об опасности, но голос ей не повиновался.
Уже слышен был стук копыт коня приближавшегося всадника, и сквозь пыль отчетливо можно было разглядеть лицо маркиза. Каддингтон привстал на коленях и поднял пистолет, готовясь стрелять.
В безнадежной попытке спасти любимого Сильвина бесстрашно бросилась на его противника: она толкнула вверх дуло пистолета, и, несмотря на ее хрупкость и слабость, ее поступок оказался спасительным для Юстина Алтона. Каддингтон успел нажать на спусковой крючок, но вскинувшийся вверх от удара девушки ствол пистолета дал промах и только прострелил шляпу маркиза, сбив ее с головы.
Не успел еще смолкнуть грохот выстрела Каддингтона, как маркиз тоже выстрелил и, будучи первоклассным стрелком, на полном скаку сумел попасть Каддингтону точно в сердце.