Песня Тайги
Шрифт:
Не успеет вся шелуха упасть на землю, как пустая шишка шлёп в мох. Кедровка шнырь следом за ней на землю, оглядится по сторонам – не подглядывает ли кто, и тогда из полного зоба орешки один за другим поглубже в мох прячет. Только маленькая дырочка от клюва во мху остаётся, да и та вскоре расправится, как будто никто тут и не был. Спрятала и за новой шишкой – порх на вершину. И так весь день. Столько кладовок понаделает, что всё позабудет!
Если орешки из шишки не умещаются все в зобу, кедровка всё равно бросает шишку на землю и больше к ней не возвращается. Такая вот расточительница. Однажды в тайге снег выпал рано. Кедры стоят
Сидят на стане орешечники, чай у костра варят, собирают заготовленные шишки, что кучками на деляне насыпаны, готовятся их обрабатывать. Запах чая далеко по тайге слышен. Приятно отхлебнуть глоток из кружки, погреться. Кедровки тут же вертятся. Шишки ворохом лежат, соблазняют, да люди рядом – боязно, не утащишь.
Но всё ближе, ближе подбираются. Люди ничего себе, спокойно сидят, чай пьют. Одна кедровка осмелела и прыг на кучу, шишку хвать и драть на кедр. Вторая, третья на кучу…
– Ах вы, нахалки, кы-ышь!
Кедровки отскочили. Прошло минут пять, они снова подступают. Ближе, ближе…
– Ты гляди-ка на них. Чаю не дадут спокойно попить!
Пришлось шишки брезентом накрыть, а то растащат.
– Э-э! Напрасно вы о кедровке так думаете, – сказал мне однажды лесник Степан. – Видите поросль кедра? Это всё работа кедровки.
– Не может быть! – удивился я.
– Она незаменимый лесовод. Под этим выкарабкавшимся изо мха кедрёночком, – ласково говорит лесник, – ещё есть орешки.
Лесник раскопал мох и вынул несколько начинающих гнить орешков.
– Штук двадцать тут их было, а один пророс. Через несколько десятков лет встанет молодой кедр и родит много шишек. А вот из одной ямки два взошло. Пусть растут. Тайга гуще станет. Наше лесничество в питомнике кедр выращивает из семян, а я свою деляну разработал. Вот такую поросль накопаю, приторочу в кошеля на лошадь и везу к себе, высаживаю на мшистом месте. Все приживаются. Нынче у меня несколько тысяч корней на посадку взяли.
– Выходит, не такая уж кедровка вредная птица.
– Конечно! Она хоть и забывает свои многочисленные кладовки, но зато зверьё находит. Зимой придёт сюда кабан, своим крепким пятаком пропашет снег, разыщет запасы. Будет хрюкать и есть орешки, не догадываясь, кто ему вкусноту такую припас. Попадёт под его пятак неошелушённая шишка, и её съест кабан. Медведь тоже не прочь орехами полакомиться. Весной, после спячки, так и шастает по кедрачам.
Вот и возьми тут, поругай кедровку. Полезная, выходит, птица, мудрая. Природа за нас давно подумала, кого для чего создать. Мешать только ей своими преобразованиями не надо.
Стол хариуса
Хариус живёт в чистых и бурных реках. Вода в них до ломоты костей холодна. Глянешь в эту воду – все камешки видны и ничего там больше нет: ни жучков, ни червячков, ни других каких козявок. Что же ест эта вкусная рыба?
Пища хариуса под валунами прячется. Подними камень со дна – увидишь на нём слизь, которой питаются мелкие речные животные. Их тут – усыпано. Одни с головку булавки, другие с головку спички, третьи – с пуговицу на твоей рубашке.
Вот побежал сероватый клопик с шестью ножками. Это гладыш обыкновенный. Его хариус ест охотно, но рыбак гладыша на насадку берёт редко. Уж больно мал ростом.
Под другими камнями можно обнаружить ручейника, мормыша или личинку веснянки. Хариус каждого не прочь съесть… Но как же безрукому да безлапому добыть пищу из-под камней? Вот тут-то бурное течение рыбе – союзник.
На реках Азас и Тоора-Хем – притоках Бий-Хема, много мормышей. Они живут в длинных косматых водорослях. Поедая слизь, мормыши ползают по стеблям, поток сбивает иных и несёт на стремнину. Хариус рыба сильная и быстрая – он тут как тут…
Однако весь день на потоке держаться – устанешь. Хариус не таков – он хитрый. Он любит стоять за валуном. Ими бурная горная речка усыпана всюду. Есть огромные – с легковую машину. Другие на середине речки верблюдами лежат, преграждая путь воде. Она сердится, пенится, ревёт. Да ничего не поделаешь – приходится обтекать валун.
За самым валуном-великаном хариус стоит реже, а вот немного ниже, где потоки, огибая валун, сходятся, тут, за более мелкими голышами, и держится рыба: добычу караулит. Мормыша вода так или иначе сюда занесёт. Зрение у хариуса отличное – заметил, метнулся серебряной молнией, проглотил мормыша и опять за валун.
Однажды на реке Хут подошёл я к яме-заводи. Смотрю – глубина приличная, на дне каменная глыба виднеется. Короткие водоросли, мох на ней, а под глыбой в голубой бездне хариусы клубятся. Вот один из них, огромный, с полено, проплыл возле глыбы и хвостом этак необычно вильнул, как бы смахивая с неё что-то, и тут же стремительно развернулся и хвать это что-то. Сосед хариуса-великана тоже метнулся и тоже схватил что-то чёрное. Пригляделся и сквозь толщу воды увидел: хариусы хвостом сбивают прилепившихся к камню ручейников и подхватывают их тут же. Ручейники медленно, глазом не заметишь, движутся по каменной глыбе, слизь собирают своим ртом-присоской, кормятся.
Ручейники – лакомое блюдо хариусов. В октябре, перед зимовкой, когда рыба скатывается с малых речек в глубокие енисейские ямы, хариус чистит желудок песком. Так вот, для этой цели личинка ручейника стенофила подходит как нельзя лучше. Домик у стенофила своеобразный, построенный из донного материала – песчинок и крохотных камешков: похож на рожок мороженого или колпак клоуна. Возьмёшь в руки такой домик и удивляешься: перед тобой инкрустированная трубочка. Построил её зеленоватый, с твёрдой чёрной головкой, кажется, беспомощный жилец. Но примажет он своё жилище к камню и сидит там в безопасности.
Иному эта личинка покажется одетой в броню. А проглотит такую штуку хариус – сразу тебе и пища, и песочек для чистки желудка.
Спустился я чуть ниже, вывернул из воды камень – на нём домики личинок ручейника. Я оторвал один домик, на крючок его и в омут, за глыбу, к хариусам. Не прошло и пяти секунд, как поплавок мой в воду ушёл. Следует ловкая подсечка, и я вытаскиваю огромного хариуса.
На реке Ожу любимое блюдо хариуса – веснянка и её личинка. Рыбаки называют реколомкой. А связано это с тем, что в дни появления веснянки (середина мая, начало июня) сибирские реки разбухают и начинает идти коренная вода. Сломаны все льды и наледи, горные речки превращаются в неприступные бурные и мутные потоки. Вода выходит из берегов, ломает всё на своём пути. Идёт обновление.