Песня зверя
Шрифт:
– Ну что ж. Есть над чем подумать.
Давин улыбнулся – и такой сияющей улыбки ни один элим не видел уже пять сотен лет.
– Ты так и предсказывал. У нас все получится.
Он рассмеялся от переполнявшей его радости, и я снова заразился его смехом. Клянусь Единым, я снова был молод, словно в сердце моем трепетали драконьи крылья. И я завопил, заулюлюкал и повалил хохочущего Давина наземь, а потом понесся вниз с холма, перепрыгивая валуны, словно мне снова шестнадцать лет – шестнадцать, а не пятьсот с лишним.
Эйдан
Глава 13
Ровно… толкать… плавно… вести рубанок по пахучей сосновой доске…
– А на что, интересно, старику Ванке такая гора деревяшек?
Я выпрямился и прищурился на стоявшего в дверях элима, пытаясь разобрать мелкие черточки, отличавшие одного от другого. Но теперь мне это оказалось нетрудно. Широкие плечи, глубокая ямочка на подбородке, белый завиток падает на левый глаз.
– Давин?!
– Он самый. Наконец-то дома.
Я кивнул и снова взялся за рубанок.
– Я рад. Правда.
А что еще скажешь? Жалко, что ему тогда пришлось рисковать ради меня головой, а я не могу сделать то, чего он хочет. Запеть. Ничего себе… Они хотят, чтобы я пел жутким тварям, чтобы я заклинал драконов, чтобы я выпустил на волю огонь и смерть.
– Ты ел? – спросил Давин. – Погляжу, не осталось ли чего от ужина. Оголодал я чего-то.
Чтобы понять, ел я или нет, мне всегда приходилось вспоминать все события дня по порядку. Есть мне хотелось всегда – и при этом к еде меня не тянуло. Обычно я вставал по утрам очень рано, вместе с поваром Ярой, а он не отличался разговорчивостью. Остальные еще спали, и повар давал мне сверток с хлебом, сыром и холодной вареной репой, а я запрягал повозку и ел свой завтрак по дороге, направляясь к северной стороне долины, чтобы привести еще камней к мосту. Утром и вечером элимы собирались в общей столовой – они болтали, смеялись и наслаждались обществом друг друга. Они принимали меня ласково, но я-то прекрасно понимал, что радости от меня никакой. Глядя на меня, они только лишний раз вспоминали о крушении своих надежд. Меня избегал даже Нарим. Так что я держался в стороне. В сумерках я возвращался в сарайчик, который предоставил в мое распоряжение старый Ванка – сам он строил амбар в южной части долины. Там я доедал утренние припасы и работал, пока не валился с ног. Соломенный тюфяк и два шерстяных одеяла в углу позволяли мне не тратить сил и времени на долгий путь в пещеру.
– Нет, кажется.
– Там пахнет Яриным колбасным пирогом. Если ты его не пробовал, то поверь мне – ради него стоит и прогуляться. Все уже поели и разошлись по своим делам. Составь мне компанию. Вообще-то, раз наши жизни принадлежат друг другу, надо бы познакомиться поближе.
Наверно, я даже глаза вытаращил от удивления. Давин расхохотался, серые глаза превратились в щелочки, должно быть, смеялся он часто и охотно.
– Обычай такой элимский. Если спасаешь кому-то жизнь, эта жизнь становится частью твоей. Черпаешь радость в радостях другого и горюешь, когда
– Мне кажется, что ты прогадал. Виды мои на будущее сильно ограничены.
– Далеко не всякий сенай счел бы жизнь элима достойной спасения. Не будем пока думать, кто прогадал, а кто выгадал, ладно? – Давин блеснул глазами с победным видом.
Я стал складывать у стены готовые доски, а элим, не сказав больше ни слова, взял метлу и принялся сметать стружки и обрезки и бросать их в очаг. – У тебя очень смышленый конь, – сказал я. – Честно говоря, когда я поехал на нем в пургу, в одном плаще и не зная дороги, то чувствовал себя круглым дураком.
– А я-то думал, чью это ругань ветер доносит? Да уж, Желудь и его сородичи – зверюшки смышленые, их и учить ничему не надо. Ты когда-нибудь подходил поближе к их табуну? Чудесное зрелище, даже для такого чудесного места, как Кор-Талайт.
Мы прибирали в сарайчике и тушили огонь, а тем временем Давин рассказал мне о маленьких крепких лошадках, живущих в долине, и о том, что их можно седлать и запрягать, но они все равно своим умом крепки и никому не подчиняются.
– Вот захочется им на южные луга – и все, на север их уже ничем не заманишь, и охотиться на них нельзя, и лес возить. Проще флорианца заставить рыбу есть, право слово. – Элим поставил метлу в угол. – Ну что, идем мы наконец ужинать или как?
– Знаешь, когда мне было десять, я любил колбасный пирог больше всего на свете, – признался я.
– А! Ну, попробуешь Ярино творение – сразу вспомнишь то славное время!
Луна светила ярко, отбрасывая длинные тени деревьев и скал. Мы не спеша шли по долине. В закутке, образованном нависающими утесами, теснились домишки и сарайчики. Изгиб скальной цепи скрывал их до последнего момента, пока не свернешь за очередной утес и не уткнешься в строения носом. В кузнице полыхал оранжевый огонь и слышались мерные удары – кузнец Бертран часто работал по ночам, – но стоило нам углубиться в густую пихтовую рощицу, и шум стих. В долину из рощицы бежал бурный ручей, сверкавший в серебристом свете. Давин всей грудью вдохнул бодрящий воздух, было прохладно, и моя толстая шерстяная рубаха оказалась очень кстати, а перчатки я надел по привычке.
– Как я люблю возвращаться домой… – произнес элим. – Я редко здесь бываю.
– Здесь очень красиво, – отозвался я. – Спокойно. – Самая мысль о том, чтобы снова поселиться в городе, была для меня невыносима – шум, толчея, вечный страх… Ох, как надоело быть таким трусом… – Спасибо, что твой народ позволил мне здесь пожить.
– Живи сколько хочешь. Про это место никто не знает. Даже если какого-нибудь зарвавшегося Всадника занесет в богами проклятые горы, он не разглядит среди снегов крошечное зеленое пятнышко – Кор-Талайт.
– Но ведь…
– Ты второй галлим – ну, не элим, – которому довелось здесь побывать. Мы совсем не такие, как другие племена, ты же знаешь. Нас мало, и жить самим по себе нам никак, и при этом мы слабенькие и воевать не умеем, так что хорошо, что у нас есть эта долина. Наши корни здесь – и не важно, где мы бродим. Да и вообще, надо, чтобы было такое место… уединенное… тихое… иногда, понимаешь, это необходимо.
Он явно недоговаривал. Мне хотелось спросить его о том, чего не знает об элимах ни один человек: почему они совсем не как люди, бывают ли у них дети и как они получаются. Мне показалось, что Давин ответит, если я спрошу. Но я так устал, что голова совсем не работала – именно этого я и добивался ежедневно, – да и каждый шаг давался мне с трудом: ноги идти не хотели. И что мне было в сарайчике не остаться…