Песня зверя
Шрифт:
Мерно поднимая камни, сгибаясь и разгибаясь, я все твердил и твердил себе эти слова. Нет, я способен распознать правду на слух. То, что рассказал Тарвил тем вечером, было правдой. Просто не всей.
Нагрузив повозку, я поехал через долину к мосту. Над горячим ручьем, как обычно, вился пар, но ветерок уносил его прочь, и было видно, что рабочих у моста еще нет. На бревнах в лучах восходящего солнца сидел только один элим и ждал меня.
– Утречко доброе, сенай.
Нура, постоянный спутник старого Искендара, нервный и подвижный, выглядел так, будто кто-то стянул ему все лицо к носу, хотя места на просторных бледных щеках
– Как поживаете, Эйдан Мак-Аллистер? Искендар шлет вам привет и спрашивает, чем мы можем вам служить.
– Спасибо. Благодаря доброте элимов у меня все хорошо. Но я слишком долго злоупотреблял вашим гостеприимством. Мне пора в путь.
Казалось, он даже не удивился.
– Нам будет вас не хватать.
– Сожалею, что не оправдал ваших надежд.
– Не беспокойтесь. Мы еще что-нибудь придумаем.
Я стал разгружать тележку, а элим смотрел на меня, задумчиво потирая подбородок, словно решая, как продолжить зашедшую в тупик беседу.
– Не сочтите за дерзость, – отважился я. – Нет, конечно, вопрос слишком нескромный… я так понимаю, у элимов нет женщин…
Не знаю, чего он от меня ждал, но уж точно не этого. На мгновение он онемел, но быстро опомнился и ответил легко и мирно, словно стремясь исчерпать тему как можно скорее.
– Действительно нет. Наше племя не разделяется надвое, подобно вашему. Мы все одного рода, не мужского и не женского. Ну а если вас еще что-то интересует… что ж, это материя интимная, но тайны из нее мы не делаем, вы же понимаете. Так что если вы тесно подружитесь с одним из нас и это будет нечто большее, чем поверхностное знакомство, которое мне посчастливилось с вами завести, – тогда, несомненно, ваш друг с радостью все вам объяснит. Видите ли…
– Да-да, само собой. Просто я сегодня утром слышал женский голос в большой пещере. Она говорила с Наримом.
– А, вот оно что. Это Лара. Грустная история. Вы видели ее шрамы? Она попала в Кор-Талайт совсем молоденькой – лет восемнадцать тому назад. Ожоги были страшные. Глупышка пролезла в Кор-Неуилл – на драконе хотела покататься. Уже то, что она сумела оседлать зверя, говорит о многом… Мы оставили ее здесь и вылечили, как смогли.
– То есть она действительно из Всадников?!
– Ну да. Только Клан ее больше не принимает – она же нарушила их законы.
– Она так и живет здесь?
– Нет-нет. Она сама по себе. Бродит по горам и северным долинам. Нарим говорит, что она нанимается сопровождать купеческие караваны. Это Нарим нашел ее и вылечил. Иногда она наведывается сюда навестить его. Другой-то семьи у нее нет.
– А, понятно. – Я не стал продолжать разговор и снова принялся выгружать из тележки последние камни. Какое отношение все это имеет ко мне, я так и не понял, а Нура явно не собирался
Неудивительно, что она говорила так резко. Для Всадников нет ничего важнее семьи и Клана, традиций и чести.
Элим так и сидел на своем насесте и глядел на меня сверху, нетерпеливо притопывая. Беседа явно еще не закончилась. Пока что было прохладно, но ветерок разогнал облака, и солнце начинало припекать. Я приостановился утереть пот, и тут Нура снова заговорил, глядя мне в лицо близко посаженными светлыми глазами:
– Я должен вам кое-что сообщить… Вам может быть интересно… хотя… имея в виду ваше ужасное прошлое… В общем, надеюсь, вы не станете возражать, хотя имеете полное право отвергнуть с презрением все, что я скажу.
Он мялся и запинался, а в паузах то посматривал на меня, то отводил взгляд. Я продолжал работу – пусть соберется с мыслями, если хочет.
– У вашего кузена короля Девлина есть сын…
Он не мог не заметить, насколько мне небезразличны эти слова. Донала я никогда не забывал – этот ребенок явил мне истину невинности, чистоты и нетребовательной любви. А я вплел это в музыку.
– Сейчас ему девятнадцать. Он хороший мальчик, правда, хороший. И он стоит во главе войск в Гондаре.
Это я уже знал – слышал в Камартане.
– Никто не понимает, почему король и принц до сих пор не сокрушили гондарцев – ведь сила на их стороне. Так вот, мы узнали, что гондарцы взяли принца в заложники.
В заложники! Донал… сын моего кузена, мой родич… Уже давно не ребенок, взрослый юноша, и сейчас его держат в грязи, в леденящем холоде и испепеляющей жаре, в вечном страхе, его окружают дикий рев и огненные извержения крылатых чудовищ, и это длится днем и ночью… И никакой надежды. Совсем никакой. Если отец Донала нападет на Гондар, мальчика привяжут к столбу и сожгут драконьим огнем, и не просто сожгут – его будут медленно поджаривать, он будет умирать долго, они уж постараются, они это умеют… А если Девлин сдастся, Донал навечно останется в заключении и умрет, харкая кровью, трясясь в бесконечной лихорадке, а может быть, разобьет в припадке безумия голову о каменную стену, а драконы будут победно рычать. Узник. Вечный узник.
И тут-то я и понял, о какой такой услуге хотел Девлин просить меня в ту ночь, когда убили Каллию. Он думал, что я смогу освободить его сына. Он думал, что вот я запою и заставлю драконов выпустить Донала, как в Абертене. Теперь ясно, почему он так упорно твердил, что не знал, как со мной поступили. Конечно. Он так волновался, он глядел на меня испытующе и был готов вот-вот попросить… и тут-то я и ляпнул, что не знаю, почему оказался в Мазадине. И он не мог ни о чем меня просить, потому что выдал бы страшную тайну, ради сохранения которой, по всей видимости, я и оказался в Мазадине. И он принес в жертву сына, чтобы сохранить эту страшную тайну. Огни небесные, Девлин…
До этой минуты я не верил тому, что мне рассказали элимы, – будто бы моя музыка освобождала драконов от власти камней-кровавиков. Я-то считал, что все это ужасная ошибка, чудовищное недоразумение, стоившее мне жизни, но теперь…
Я взглянул в бледное лицо Нуры, но думал я вовсе не о нем. Я думал о мальчике, оказавшемся в темнице хуже Мазадина. Нет, я не настолько ненавидел Девлина, чтобы обрадоваться такому его несчастью. Прикрыв глаза, я вспомнил доверчивого беспомощного младенца, которого видел в час чистой радости.