Песочные часы
Шрифт:
Хоть и про детство, но ведь про детство каких людей!
И уж если Катя читала такие довольно взрослые книги давным-давно, то можно себе представить, какие книги она читала теперь! Она читала — Тургенева!
Я, например, не решалась даже раскрыть том Тургенева, а Наташа ничего, раскрывала и даже читала. Ну, это не удивительно, она ведь была старше меня.
— Я прочитала «Отцы и дети», — сказала она.
— Интересно? — спросила я с уважением.
— Что значит интересно! — ответила Наташа. — Что это тебе, «Дюймовочка», что ли?
Мне
— Это важно прежде всего, — сказала Наташа, — здесь поставлена очень важная идея.
— Какая? — спросила я и тут же опять почувствовала, что села в лужу.
— Да ну, разговаривай с тобой после этого! — с досадой ответила Наташа. — Важная идея поставлена, вот и все. Не понимаешь, что ли?
— А-а-а! — сказала я. — Теперь, конечно, понимаю. Я просто не расслышала.
Конечно, Наташе хорошо — у нее старшая сестра, которая ей все может объяснить. А мой старший брат и раньше не обращал на меня никакого внимания, а теперь, когда у него появилась жена, вообще плевать на меня хотел. А двоюродная сестра Маринка — на четыре года младше меня и только-только начинает самостоятельно читать свои первые книжки.
Я подарила ей на день рождения «Волшебную лампу Аладдина». Маринка обрадовалась, тут же уселась на пол и стала рассматривать картинки.
— А ты читала? — спросила Маринка. — Интересно?
— Что значит интересно! — сказала я назидательно. — Это важно прежде всего! Здесь поставлена очень важная идея.
Я искоса посмотрела на Маринку и убедилась, что слова мои не пропали даром: Маринка сидела на полу, и от умственного напряжения у нее текло из носу.
Наташе я, конечно, больше не задавала детского вопроса: интересная ли книга? Теперь Наташа, вручая мне книгу, говорила:
— Хорошо написано.
И я, когда приходила к Наташе за очередной книгой, тоже спрашивала ее:
— Хорошо написано?
Я читала «Повесть о настоящем человеке». Эта книга была очень хорошо написана. Я просто не могла оторваться.
Наташа в это время читала «Кортик». Тоже говорила, что хорошо написано.
А Катя читала вот что: «Тихий Дон»! Такая толстенная книга и совершенно без картинок! Я бы, наверно, за год ее не осилила. Сама Катя читала ее вот уже две недели и еще половины не прочитала.
Наташа закончила «Кортик» и пришла ко мне с книгой.
— Хорошо написано? — спросила я.
Я знала, что Наташа сейчас ответит: «Неплохо написано», или: «Умело сделано», или просто: «Читать можно».
А Наташа на этот раз сказала:
— Чересчур натуралистично.
Я в первый момент просто обалдела от такого слова.
Натуралистично! Только бы не забыть! А чтобы получше запомнить, нужно в разговоре почаще употреблять это слово.
— Знаешь, — сказала я, — я недавно перечитала «Ребята и зверята». Она, правда, детская, но довольно натуралистичная.
Наташа выглянула в окно и сказала:
— Какое небо натуралистичное! Наверно, дождь будет.
— Наверно, — согласилась я. — Придется надевать боты. Мне мама купила такие натуралистичные боты!
Наташу позвали домой обедать, и она ушла.
А я вышла во двор. Там в песочнице сидела Маринка со своей подругой, пятилетней Галькой. Они строили из песка дом для балеринки и солдатика.
Маринка была старше Гальки на полгода и поэтому командовала.
— Вот тут у них будет садик, — говорила Маринка. — Солдатик спросит: «Ты какую книжку читаешь?» А она: «Интересную». А он: «Что значит интересную? Не интересную надо сказать, а важную одею».
Я подошла к песочнице и презрительно сказала:
— Вот дура! Слышала звон, да не знает, где он. Не одею, а идею! И вообще, ты что, песок ела? У тебя все лицо туро… нуро… нуто…
Ой, как обидно! Я забыла это длинное умное слово! Я изо всех сил старалась вспомнить. Там в конце было как-то звонко и еще была буква «и». А в начале — «у». Я несколько раз прошептала: «у-и-и», но только окончательно забыла слово.
За обедом вспоминала, и когда делала уроки, тоже вспоминала — ну никак!
Уж лучше бы я его совсем не узнавала. Теперь это забытое слово вертелось на языке, жгло. И, главное, обидно было: Наташка-то, небось, помнит! Правда, она на месяц старше меня, но все равно!
Вечером пришла Наташка и зачем-то стала рыться в моих детских книжках.
— Это же детские! — сказала я.
— Я знаю. А вот ты сегодня говорила, что «Ребята и зверята» хоть и детская, но…
Я замерла от радости: сейчас Наташа скажет то слово!
Но она сказала только:
— Хоть и детская, но хорошо написана.
— Читать можно, — грустно согласилась я.
Наташа выглянула в окно и сказала:
— А я думала, дождь сегодня будет. Помнишь, небо какое было?
— Ага, — сказала я.
— Ну какое? — зачем-то спросила Наташа.
— Облачное.
— Нет, а какое облачное? — пристала Наташа. — Помнишь, я сказала, какое небо, а ты еще сказала, что боты наденешь. Помнишь?
— Нет, не помню! — сказала я обиженно. Я поняла, что Наташа просто экзаменует меня, чтобы потом издеваться.
— И я забыла, — сказала Наташа. — Весь день помнила, а потом, пока уроки делала, забыла. Я думала, может, ты помнишь.
Я видела, Наташе было тяжело сознаваться. Понятно, ведь она старше меня.
Я, чтобы утешить ее, сказала:
— А я еще раньше забыла! Я забыла почти сразу, как ты ушла.
Наташа немного успокоилась. И мне стало веселей: все-таки вдвоем страдать легче.
— А пойдем у Кати спросим! — предложила я.
— Она послала меня к черту, — сказала Наташа. — Она сейчас злая-злая. И «Тихий Дон» читает с пятое на десятое, сразу по десять страниц переворачивает. И в конец заглянула, я сама видела. А мне не велит в конец заглядывать. Я ей говорю: «Ага, мне не велишь в конец заглядывать, а сама заглядываешь». А она говорит: «Пошла ты к черту». Я и ушла. К ней сейчас не подступишься. У нее переходный возраст.