Песочные часы
Шрифт:
– Ладно… я не о себе. Нельзя так измываться над собственным организмом. Вот он и бунтует. Когда-то нужно отдыхать, трудоголик чёртов!
– Хорошо… Я подумаю… Хотя…
– Ну что ещё?
– Ладно, чёрт с ней… С работой…
– Неужели? – она саркастически улыбнулась. – Омлет приготовить?
– И кофе… нет, чай. Покрепче.
– Слушаюсь, гражданин начальник!
Альбина сорвала с вешалки полотенце и вышла из ванной.
Михаил открутил кран до предела, сунул голову под шипящую струю.
Компаньон
С утра
За стеклянной витриной красовались шины всевозможных фасонов, а над ними – выставочная картинка с изображением суперавтомобиля и надписью: «Наши шины для вашей машины».
Михаил притормозил у служебного входа, на задах торгового павильона. Прошёл в офис.
Артём был на месте. Поздоровались.
– Тёма, мне надо отдохнуть, – начал Михаил, приготовившись к длинному и трудному разговору.
– Надо так надо, – Артём листал ежедневник, не глядя на Михаила.
– Дня три-четыре, – продолжал Михаил, несколько удивлённый сговорчивостью компаньона.
– Нет проблем, – Артём, захлопнул еженедельник.
– Значит, я могу…
– А кто сказал, что не можешь. Мы с тобой равноправные партнёры и должны помогать друг другу. Так или не так?
– Так…
– Желаю приятного отдыха, – Артём протянул руку. – Не вижу радости на лице.
– Тём, я… – словно желая оправдаться, продолжал Михаил.
– Я понял, Миха. Тебе надо отдохнуть. Всё в порядке. Я справлюсь. Ты мне доверяешь?
– Конечно, – Михаил пожал компаньону руку.
– Тогда свободен. Привет семье.
У храма
По дороге домой Михаил увидел церковь.
Он остановился у обочины, опустил стекло и некоторое время через дорогу наблюдал за жизнью на небольшой церковной площади.
Двери храма были гостеприимно раскрыты. Но площадь была пуста. И только одна старуха в чёрном кормила голубей на паперти.
Звонили колокола, шла утренняя служба.
Михаил вышел из машины. Перешёл дорогу. Приблизился к храму. Проходя мимо старухи, остановился, рассматривая стаю голубей.
И вдруг услышал:
– Покайся, сын мой!
Михаил поднял голову и увидел скорбное лицо старой женщины, смотрящее из-под чёрного платка, как из могилы.
– Покайся! – повторила старуха и осенила мужчину крестным знамением.
Михаил смутился, хотел что-то сказать, но не нашёл что и направился к распахнутым дверям храма.
На улице светило яркое солнце, и внутренность храма по контрасту показалась ему тёмной и таинственной. Из темноты обозначились горящие светильники, и пахнуло необычной теплотой. Тут же он услышал пение, пел женский хор.
Какое-то время Михаил стоял неподвижно, слушал и вдыхал, и уже хотел переступить порог храма, но не решился. Развернулся и пошёл прочь.
Старуха в чёрном перекрестила его вслед.
Михаил, словно почувствовал это – остановился, вернулся, достал кошелёк, сунул старухе первую попавшуюся в руки купюру и направился через площадь на другую сторону улицы, услышав за собой:
– Да хранит тебя Господь, сын мой!
На реке
Залив большой реки. Летнее утро.
На высоком берегу село. А на склоне, ближе к воде – утопающие в зелени дачи. С бугра спускается к реке широкий накатанный просёлок – дорога к причалу.
В конце дороги, у самой воды, стоят несколько иномарок.
Тут же, на возвышении, огромный навигационный щит с красной полосой.
Относительную тишину разрезает протяжный женский крик: «Витькааа!»
С берега видно, как в прогале между островами снуют по реке туда-сюда моторки, и в воздухе висит многоголосый моторный зуд.
По берегу, поодаль, в одну сторону от мостков – будка водокачки с хоботом заборной трубы. В другую – плавучий причал для небольших судов.
Вдоль берега, на привязи, лодки, лодки. Между ними – уходящие в воду, длинные мостки на сваях.
На конце мостков, свесив ноги и покачиваясь маятником вперёд-назад, сидит мужичок лет пятидесяти. На нём старый армейский китель без погон, застёгнутый на все пуговицы, у горла виднеется уголок тельняшки. Сидит прямо, лицо без выражения, словно окаменевшее, шрам через весь лоб наискосок, на щеках щетина, губы плотно сжаты, глаза прозрачные, словно выцветшие, и неподвижные…
К берегу подплывает смолёная лодка-гулянка.
На носу восседает большой пегий пёс.
Хозяин, Харитон, старик с всклокоченной седой головой, загодя глушит мотор.
Лодка с хрустом врезается в гальку.
Пёс первым покидает посудину.
Харитон, в телогрейке нараспашку, в резиновых сапогах, вылезает на берег, подтаскивает лодку, выбрасывает якорь.
Валерия
На берег выкатывается с криком дебелая молодая баба – «Витькааа!». Подбегает к старику.
– Ой! Бежала, бежала…
– Я уж думал – кавалерия, а то Валерия! За кем гоняисся? Уж не за мужиком ли?
– Что вы такое говорите, дядя Харитон! Ой, аж задохлась вся…
Пёс бросился к бабе с лаем, поздороваться.
– Ничего, тебе на пользу. Растрясёшь излишек-то…
– Вы знаете, говорят: хорошего человека должно быть много! – Баба не без кокетства хлопнула себя по ляжкам, игравшим под колоколом свободного сарафана, потрепала по загривку собаку. – Это у меня от переживаний такая комплекция! Доктор сказал!