Шрифт:
Алексей Зайцев
Песочные часы
Когда я проснулся и открыл глаза, она еще была рядом. Божественно красивая и бесстыдно нагая, она лежала, положив голову мне на грудь. Ее густые каштановые волосы подобно темному ручью стекали по моей белой коже. Ее длинные, изящные пальцы рисовали какие-то непонятные иероглифы у меня на плече. Острые ногти впивались в кожу и оставляли на ней кровавые знаки, дающие мне шанс разгадать терзающую мою душу вот уже который век загадку. Когда-то я знал тот язык, на котором она изъяснялась, но теперь от того времени не осталось и следа. Видя, что я снова никак не могу вспомнить, она разозлилась и прокусила мне
Я вновь попытался закрыть глаза, но было уже поздно. В ухо влетел до боли знакомый звук падения Икара о камни. Нехотя я перевел взгляд на стол. Они разумеется никуда не исчезли. Проснувшись, они стояли на своем прежнем месте — на маленьком жестком папирусе и сыпали вниз песок. Мне захотелось кричать.
Отвернувшись от ненавистного предмета, я посмотрел ей в глаза. Они были сухими, но выражали неподдельную скорбь. Я виновато отвел взгляд в сторону. Когда дна бездны коснулись еще три песчинки, я вновь заглянул ей в глаза. На сей раз они уже успели сменить цвет и теперь были угольно-черными. Из груди моей вылетел вековой вздох, и круг снова сомкнулся. По традиции я потянулся к ней, в попытке поцеловать. Она подалась мне навстречу, но за долю секунды до того, как наши с ней губы соприкоснулись, в бездну упала девятая песчинка, и поцелуй не произошел. Вместо этого, спрыгнув с кровати, она накинула на плечи легкий халат и сделала несколько шагов в сторону двери. Я перевел взгляд на часы. Устроившись на жестком папирусе, они сыпали песок вниз. Касаясь стеклянных стенок сосуда, слепленные из песка души в последнем крике катились вниз. Они все еще пытались уцепиться за скользкие стены, когда я, разрываясь от боли в сердце, встал с кровати и двинулся вслед за ней. Ее босые ступни уходили от меня, будто последняя капля воды в сухой раскаленный песок. Будто последний шанс утолить свою жажду исчезал в иссушающей душу тоске.
— Послушай, — сказал я, когда ее шаги ускорились, — сколько по-твоему это еще может продолжаться? Необходимо попробовать хотя бы раз сделать все по-другому.
Она не ответила.
— Я знаю, что сам виноват, что загнал себя в эту ловушку. Но ты же можешь попробовать! Хотя бы раз, прошу тебя! Представь, какие бы нам открылись возможности! Представь, сколько всего мы бы еще успели!
Она слегка обернулась и бросила на меня грустный, полный невысказанной боли взгляд. Спустя мгновение она побежит. Я молча выругался и посмотрел в сторону. Оказалось, что мы давно уже вышли из хижины и стоим посреди пустыни. Лежащее в небе солнце нещадно жгло мою кожу, горячий песок прожигал крепкие бархатные сандалии. Сухие безжизненные пальмы окружали нас с обеих сторон, расположившись в форме лежащей восьмерки. Кольца восьмерки разделяли нас острым ножом. В одном кольце был я, в другом — она. Я снова вздохнул и заглянул в окно нашей хижины. Песок в часах перестал струиться и начал скатываться быстрей. Расталкивая друг друга будто покупатели в очереди, песчинки ринулись вниз. В то же мгновение я услышал, что она перешла на бег. Должно быть песок прожигал ей пятки. Я попытался забыть про часы и двинулся вслед за ней.
Оливкового цвета халатик слетел с ее плеч, открывая солнцу и взору прекрасное женское тело. Вид его наполнил меня решимостью на сей раз во что бы то ни стало ее догнать, и, сжав с силой зубы, я побежал, утопая в песке.
Попадая в сандалии, раскаленный песок жег мне стопы. Маленькие серые песчинки вонзали в меня свои жала, высасывая из меня жизнь. Я посмотрел на нее. Мои опасения оказались напрасными — в отличие от меня, ей песок не причинял никакого вреда — ступая на раскаленный солнцем ковер, она оставляла на нем миниатюрные влажные следы своих ног. Ее пяточки не обжигались о выставленные внизу жала, они увлажняли их и делали мокрыми, а оттого — безопасными. Я же пытался идти по оставленным ею следам, но бежал слишком медленно, и к тому времени, когда подбегал к ним, они уже высыхали и мне оставалось ступать вновь лишь на горячую, злую поверхность.
Спустя некоторое время я понял, что мне ее не догнать. Она бежала для меня слишком быстро. И все же тело ее манило настолько, что, осознав это, я лишь увеличил свою скорость. Пальмы и хижины пролетали мимо меня с невообразимой быстротой. Должно быть, в эти секунды мы с ней походили на двух диких животных. На лань и преследующего ее тигра. Жаль только, что на всю пустыню несмотря на нескончаемую череду мелькающих мимо хижин не было не одного человека способного оценить эту картину.
Когда я уже потерял счет времени, стер в пыль сандалии и сжег песком ступни до самых костей, я понял, что устаю. Сердце мое билось слишком быстро, дыхание стало слишком частым, а зрение не позволяло видеть ее следы. Тогда я подбежал к ближайшей хижине и заглянул в окно. Там, на жестком папирусе, стояли песочные часы. Песка в них осталось меньше чем наполовину. Я тихо выругался и снова побежал за ней.
За время бега кожа ее покрылась загаром и сменила свой цвет с белого на бронзу. От этих перемен тело ее стало еще соблазнительней. Попутно я посмотрел на свои ладони. Они уже были морщинистыми и пигментированными. Времени оставалось мало. На секунду она замедлила шаг, как будто давая мне последний шанс, чтобы ее нагнать. Я что есть сил рванулся вперед, но запутался в своей выросшей за время бега седой бороде и упал. В ту же секунду горячий песок поглотил меня.
Сливаясь между собой, покрывая мне веки, маленькие желтые пчелы слились наконец в один четкий узор, натолкнув меня на воспоминания. В голове возник ускользающий прежде образ. На сей раз очертания его были настолько ясными, что я даже улыбнулся. И прежде чем он снова успел исчезнуть, открыл заполненный песком рот, чтобы произнести наконец нужное заклятье.
Но в этот самый миг мой слух дал мне понять, что в бездну по стеклянным стенам с горы скатился уже самый последний камень и образ снова покрылся тьмой. В отчаянье и разорвавшей душу тоске я закричал что есть сил и провалился в самую глубь песчаных ковров.
Проснулся я от резкого, страшного крика. Он был настолько ужасен, что я сразу открыл глаза. В каждом его мгновении чувствовалась такая черная и страшная безысходность, что мир становился маленьким и неуютным.
Когда я проснулся, она была еще рядом. Божественно красивая и бесстыдно нагая, она лежала, положив голову мне на грудь. Ее густые каштановые волосы подобно темному ручью стекали по моей белой коже. Ее длинные изящные пальцы вырисовывали у меня на плече странные магические иероглифы. Как раз там, где играл солнечный зайчик.
Я перевел взгляд в сторону. Там, на столе, на жестком папирусе, стояли ненавистные мне песочные часы. В них не было ничего живого. Одна лишь только мертвая, механическая реальность давала им почву для произрастания. Отвернувшись от них, я вновь повернулся к ней, мне вдруг жутко захотелось найти эту жизненность и чувствительность рядом. Я слегка потянулся, чтобы ее поцеловать, но прежде, чем наши губы успели соприкоснуться, я услышал как в бездну упала первая песчинка.