Песочные часы
Шрифт:
Во дворе госпиталя большая, в полметра вышиной, груда разбитых ампул. Я поднял горсточку тонких осколков. Среди неизвестных мне редких лекарств американского, французского и швейцарского производства я нашел ампулы из-под глюкозы, морфия и кальция.
LXVIII. Когда мы вышли из больницы, столкнули с места наш «Изусу» и отдышались, я осознал, почему Пномпень с первой же минуты вызывает неясное, подсознательное беспокойство, которому трудно дать название. У города нет запаха. Он не пахнет Азией, а запах Азии — это рыба, которую вялят на солнце, нечистоты в сточных канавах, влажные фрукты, жар древесного угля, соевый соус, ароматные пирожки, бедность, грязь, шипящее масло, сухая пыль, листья арека, темные помещения лавок, одуряющий запах гелиотропа, имбирь, ил на клешнях крабов, моча, сандаловое дерево.
У этого города нет никакого запаха. Мы дружно заявили, что он пахнет трупом, но это было, пожалуй, наше коллективное самовнушение. Пномпень стерилен, не пахнет собою, не распознается через обоняние — в отличие от любого большого города.
LXIX. Из блокнота. Самолет Пномпень — Сайгон, 6.II, 17 час. 10 мин. Some birthday [32] . Завтракал в королевском дворце и ходил по золоту. Очередное «приключение» репортера. Гадость. Не размениваться на дешевые анекдоты. Не бормотать по радио: как я потрясен! Greuelgeschichte [33] — это еще не журналистика. Непременно: не стараться ошеломить, не впасть в изобилие описаний и восклицаний. ТВ покажет это лучше. Миша и Ян работают без промахов. Понять, но до конца, без упрощений. Объяснить в первую очередь самому себе, громко. Хоть раз, чтоб всерьез. Принцип: без красивых слов, сухая запись. Короткие фразы! Идем на посадку.
32
Что за праздничный день (англ.).
33
Ужасная история (нем.).
LXX. Опять два дня ждем очередного выезда. Спирт с пепси-колой. Лангусты `a poivre [34] . Ссоры, дружбы, ночные споры. «Луа мой». Огромные количества слабого пива, стимулирующего работу почек. В отеле «Рекс» без меня, говорят, было здорово. Экскурсии на барахолку, в Шолон, в собор святого Франциска-Ксаверия. Карлос во время ужина пальцами изображает выстрелы и кричит: пол-пот, иенг-сари! пол-пот! иенг-сари! Герхард читает наизусть Аполлинера по-французски. Армяне угощают кинзой.
34
С перцем (франц.).
Прогулки в одиночестве по центру города, запись собранных материалов. Первая наметка книги. Стыдно.
LXXI–LXXX
LXXI. Ведь нельзя про все это думать, разевая рот от изумления, нельзя рассказывать страшную сказку о черных злодеях. Почти все люди из ЕФНСК в прошлом были связаны с «красными кхмерами». Отмечу, что здесь этим определением не пользуются, во всяком случае — в отрицательном контексте. И ничего удивительного, ибо в сущности они по-прежнему «красные кхмеры»: это определение принадлежит Сиануку и относится, по-видимому, ко всем левым силам в стране. День 17 апреля 1975 года по-прежнему считается датой освобождения Кампучии и будет признан официальным государственным праздником: не 7 января 1979 года, а 17 апреля 1975 года. Членом Коммунистической партии Кампучии был Пол Пот, но также и Хенг Самрин. Эти двое людей знали друг друга и, вероятно, не раз говорили о судьбах революции. Я не слышал, чтобы кто-либо подвергал сомнению идейные основы партизанской борьбы «красных кхмеров». Лон Нола и период американского господства обе стороны оценивают, надо полагать, одинаково. В конечном счете это была подлинная народная революция, поддержанная поначалу социалистическими странами. Не подлежит сомнению, что в первой своей фазе она имела также поддержку почти всех крестьян, значительной части мелкой буржуазии и подавляющего большинства интеллигенции. В ноябре 1971 года, находясь в Ханое, Иенг Сари публично благодарил Вьетнам за материальную помощь партизанам и за политическую поддержку кхмерского освободительного движения. На митинге 19 апреля 1975 года в Пномпене (здесь важна дата) Пол Пот открыто заявил, что победа революции была бы невозможна без помощи Вьетнама и других социалистических стран.
Все случившееся позже надо тщательно проанализировать. Но первоначальный вывод таков: «красные кхмеры» не были импортированы извне, не были шайкой подосланных убийц, абсурдной исторической случайностью.
LXXII. Борьба с электричеством — помешательство. А может, все-таки не такое уж это безумие?
Кампучия практически не была электрифицирована. В 1974 году общая мощность девяти имеющихся электростанций давала в сумме 51 мегаватт. Пятьдесят мегаватт — это четвертая часть того, что дает один-единственный турбогенератор средней мощности в Дольной Одре, седьмая часть мощности одного турбогенератора в Козеницах. Производство электроэнергии на душу населения равнялось неполным 19 киловатт-часам в год. Это трудно себе представить: лампочка в 100 ватт, которая горит один час в сутки, потребляет за год 36 киловатт-часов.
Электричеством пользовалось, в сущности, только население городов, главным образом состоятельная его часть. Для остальных жителей страны, которые на протяжении жизни многих поколений знали только лучину, масляный светильник и простейший очаг, наличие или отсутствие электросети было вещью абсолютно несущественной.
И чему может служить электрификация в столь бедной и отсталой стране? Она приводит к насаждению отрицательных сторон общества потребления, выступает как первое звено в цепи все новых и новых потребностей, удобств и прихотей. Начинается вполне невинно, с искусственного освещения, польза которого представляется очевидной. Но так уж получается, что тот, у кого имеется лампочка, хочет затем иметь две и все настойчивей этого добивается. Достаточно одного поколения — и вот необратимо нарушен естественный ритм дня и ночи, возникают различия в образе жизни, в нравах и межчеловеческих отношениях.
Потом появляется холодильник, польза от которого в этом климате вроде бы очень велика. А ведь холодильник — аппарат, для Азии в социальном плане чрезвычайно вредный. Он стимулирует рост потребления, в то время как бесчисленные поколения крестьян всегда имели лишь столько продовольствия, сколько можно сохранить и съесть в течение одних суток. Холодильник стимулирует развитие пищевой промышленности, ведет к необходимости импортировать жесть для консервных банок, заставляет увеличить производство стекла, которое в результате превращается в осколки, быстро вытесняет известные испокон веков методы сушки, засолки и обезвоживания продуктов.
Электричество — это, скажем, лопастный вентилятор для охлаждения жилья или еще хуже — установка для кондиционирования воздуха, которая создает людям искусственные условия обитания. Крестьян на рисовых полях нельзя обеспечить кондиционированием, хотя это их трудом создается в такой стране, как Кампучия, подавляющая часть национального дохода. По какому же праву в прохладных жилищах должны благоденствовать одни горожане? Испокон веков люди здесь рождались, жили и умирали под лучами жгучего тропического солнца, в мокрой духоте весны и беспощадном зное сухого сезона. Надо ли это менять только потому, что люди за океаном выдумали устройства для охлаждения воздуха и хотят их сейчас продавать за большие деньги, зарабатывать которые пришлось бы все тому же нищему, трудящемуся в поте лица крестьянину?
И где гарантия, что спустя несколько поколений этот искусственный климат, распространяющийся со скоростью чумы, не приведет к мутационным, генетическим изменениям в физической природе жителей Азии и не поставит их в вечную зависимость от продуктов западной цивилизации? Одна из несомненных причин нынешней азиатской нищеты — это наверняка неблагоприятная антропологическая мутация населения, связанная с продолжительным дефицитом белка и постепенной деградацией мускулов. Жители Юго-Восточной Азии сегодня гораздо худощавее и слабее, чем их предки триста лет назад. Средний рост жителя этого региона уменьшился на пять сантиметров в сравнении с вычисленным историками и археологами средним ростом в XV веке. Ведь не случайно в Китае и Вьетнаме ежедневная гимнастика обязательна для всех, а скромный пищевой рацион определяется с таким расчетом, чтобы калорийность была как можно выше безотносительно к вкусовым качествам пищи. Ради чего к одной беде добавлять новые и добровольно содействовать дальнейшему измельчанию народа?
Электричество — это и телефон, само существование которого азиатскому крестьянину подозрительно: как это человеческий голос идет по проволоке и в этом нет никакого колдовства? Это и телевидение, введение которого в Кампучии граничило с идиотизмом. Буквально каждый винтик, каждый провод и каждую лампу надо импортировать, то есть тратить валютные резервы (а откуда они? кто их заработал?) или добиваться заграничных кредитов и помощи. А зачем, собственно говоря? Чтобы десять тысяч торговцев, офицеров и чиновников могли приятно проводить вечера? Но даже отвлекаясь от расходов на телевизионную технику, какова реальная польза для общества от этого дьявольского изобретения? Фильмы, поставленные Сиануком, с Сиануком в главной роли, с музыкой Сианука и балетными номерами в постановке того же Сианука, разве можно их смотреть чаще одного раза в день? Сквозь все щели пролезали заграничные фильмы: художественные, документальные, телевизионные. Заграничные, то есть с Запада или из европейских социалистических стран, поскольку это ныне главные центры зрелищной цивилизации. Глянем на эти фильмы, посмотрим, как живут их герои, сколько едят, чем занимаются, о чем думают. С этим ли надо обращаться к бедным крестьянам провинции Поусат или к молодым жителям Баттамбанга?