Песочные часы
Шрифт:
В результате этого голосования, ход и итоги которого должны навсегда войти в историю вместе с фамилиями открыто голосовавших дипломатов, «заместитель премьера и министр иностранных дел Демократической Кампучии» Иенг Сари возглавил «кампучийскую делегацию на XXXIV сессии Генеральной Ассамблеи». Он остался «его превосходительством», сохранил все дипломатические привилегии и незапятнанную репутацию государственного деятеля. Он получил также право голосовать «от имени Кампучии» по всем вопросам повестки дня сессии.
Но это было лишь предвестием того, что произошло в ближайшие недели.
В начале октября я оказался в Нью-Йорке. Я стал задавать вопросы знакомым
9 октября на вечернем заседании Генеральной Ассамблеи выступил в общей дискуссии Иенг Сари. Я слушал его, сидя в одиночестве на галерее для прессы; внутренняя телетрансляция для меня была недостаточна. Я хотел видеть этого человека собственными глазами, слышать его голос, наблюдать за реакцией зала.
Речь Иенг Сари была построена четко и ясно, не оставляла места для произвольных толкований. «Демократическая Кампучия» стала жертвой неспровоцированной агрессии; великолепные достижения кхмерского народа ныне уничтожаются и разграбляются агрессором; из Кампучии вывозят сокровища кхмерской культуры, демонтируют промышленность и умышленно разоряют сельское хозяйство, чтобы увеличить голод. Кампучийский народ физически истребляется за то, что сохраняет верность единственному законному и суверенному правительству «Демократической Кампучии», правительству его превосходительства премьера Пол Пота; это правительство пользуется поддержкой большей части демократического общественного мнения во всем мире; новая власть в Пномпене не имеет никаких связей с кхмерским народом; «Демократическая Кампучия» выражает горячую признательность всем правительствам, которые поддержали ее правое дело, высказались за счастье, свободу и суверенность кампучийского народа; правительство премьера Пол Пота намерено и впредь проводить свою традиционную политику неприсоединения, защиты демократии и суверенитета; с этой целью оно готово сотрудничать со всеми без исключения кхмерскими группировками в Кампучии и за границей, дабы восстановить в стране демократию и такой социальный строй, за который свободно выскажется большинство народа.
Наутро я сверил все это со стенограммой. Я не верил уже собственным ушам, сомневался в правильности своих записей.
Но записи соответствовали тому, что действительно произнес с трибуны Ассамблеи этот всем известный «демократ», «борец за индустриализацию», «покровитель культуры» и «друг детей».
В заключительной части своего выступления Иенг Сари требовал, чтобы Объединенные Нации оказали помощь «законному правительству Демократической Кампучии», дали ему возможность возвратиться в Пномпень и остановили творимые ныне «преступления против кхмерского народа». Иенг Сари назвал это «моральным долгом международного сообщества».
В момент, когда Иенг Сари начал говорить, из зала заседания Генеральной Ассамблеи вышли тридцать четыре делегата, в том числе все делегации социалистических стран, признавших правительство Хенг Самрина. Но остальные делегаты сидели на местах и аплодировали преступнику, как требует принятый в ООН обычай. Этого мало. Двенадцать делегатов подошли к Иенг Сари и демонстративно, на глазах всего зала, принесли ему свои поздравления. Первыми были, разумеется, китайцы. О других странах умолчу, но я хорошо запомнил их названия.
11 октября Иенг Сари устроил в здании ООН пресс-конференцию.
Я пришел на четверть часа раньше, чтобы сесть как можно ближе к этим двум людям: Иенг Сари, вернейшему из верных среди палачей, и Тхиун Пратхиту, «постоянному представителю» в ООН, который перед выездом в Нью-Йорк был шефом службы безопасности в южных провинциях страны. Я подумал, что с равным успехом мог бы оказаться на пресс-конференции шефа гестапо Кальтенбруннера, а может, даже и самого Гиммлера. Ныне все, буквально все возможно. Океан лжи захлестнул нормальное человеческое восприятие, избыток слов притупил мозги. Я вспомнил об умерших в Свайриенге, о колодцах, наполненных людьми в жидком состоянии, о черепах с гвоздями в глазницах, о сожженных пагодах, об уничтоженных рисовых полях.
Я подготовил шесть вопросов Иенг Сари и первым взял слово. Запись с конференции выглядит так:
Вопрос первый: Вы сказали позавчера, что новая власть в Пномпене «не имеет корней» в обществе. А ведь большинство нынешних руководителей были офицерами высокого ранга в армии «красных кхмеров», участвовали в создании партии и партизанского движения во времена Лон Нола, занимали высокие посты в первое время после прихода к власти вашего правительства.
Ответ: Все эти люди — вьетнамские агенты и не представляют нашего правительства.
Вопрос второй: Вы заявляли, что жертвы среди населения Кампучии имеют место только теперь. Баланс вашего правления слишком хорошо известен и достаточно документирован, чтобы не иметь нужды полемизировать с подобными заявлениями. Но я хочу задать совершенно конкретный вопрос. В середине февраля я был в городе Прейвенг, где видел собственными глазами сотни, если не тысячи черепов и скелетов. Город почти целиком поглотили джунгли. Как вы это объясните? Ведь джунгли не растут столь быстро, чтобы за три недели поглотить двадцатитысячный город?
Ответ: Верно, что из-за отсутствия рабочей силы в деревне часть жителей города была переселена в деревню и поэтому некоторые города, может быть, несколько запущены…
Голос из зала: Запущены?
Ответ: Да, то есть производят впечатление запущенных. Я хочу, однако, еще раз подчеркнуть, что все распространяемые Вьетнамом сообщения о якобы имевших место в период революции массовых убийствах не что иное, как вымысел. В худшем случае могли иметь место отдельные проявления самовольства со стороны низших местных органов, но это происходило вопреки воле правительства. Что касается черепов и костей, которые вы видели в Прейвенге, я не могу ставить этот факт под сомнение, но полностью уверен, что их свезли туда вьетнамцы, стремясь очернить законное правительство «Демократической Кампучии».
Движение в зале.
Вопрос третий: Вы ничего хорошего о Вьетнаме сказать не можете, и этому трудно удивляться. Ваши соотечественники в Кампучии другого мнения. Но меня интересует эволюция ваших взглядов. Я не говорю о 1971 годе, когда вы трижды были во Вьетнаме, и 1973 годе, когда вы четыре раза посетили Ханой, горячо и во всеуслышание благодаря вьетнамцев за помощь кхмерской революции. Но в самом Пномпене 19 апреля 1975 года, через два дня после взятия города, вы были главным оратором на митинге победы, где очень долго и многословно снова выражали благодарность Вьетнаму. Что и когда изменилось в ваших взглядах?