Песок под ногами
Шрифт:
Внезапно я озябла, зуб на зуб не попадает.
Шура, опираясь на Дашу, медленно пошла. Кто звал её? Сидела бы со своим Глебом! Из-за неё еле тащимся. Раздражение усиливало дрожь. Чем медленнее я двигалась, тем больше болел бок, тем оглушительнее в голове билось «умираю».
Да что же это? Не могу я тянуться едва-едва!
— Ура! — пронзительно закричал Олег. — Вот это да!
Я шагнула к нему и провалилась в песок. Попробовала вытащить ногу — песок забился в кед, и отяжелевшая нога снова провалилась. Так бывает во сне: надо бежать,
— Вот это по мне, вот это я понимаю! — расстреливая тьму лучом, узкой тенью скользил по песку Олег.
Как же мы ходили по этому песку раньше? Почему не проваливались?
Словно по заказу, выплывает луна и освещает бесконечный унылый простор. Олег размахивает связанными кедами. Разуваюсь и я и попадаю словно в колющийся снег. Надо бежать, иначе через ступни заледенит всё тело.
— Да нытик он! — догоняет меня Даша. — Подумаешь, температура! Невидаль! Может, у меня позавчера тоже было тридцать девять! Ну и что? Не развалилась же! Вот не думала никогда, что он такой!
Я вдруг увидела: в серой форме, маленький, нахохленный, Костя съёжился на последней парте — таким он был в первый день седьмого класса. Воробей и воробей. А когда я ждала его поддержки, он вдруг поддержал Глеба… Почему?
Костя — поздний ребёнок, родился у сорокалетних родителей. В три года научился читать; в пять сам составил таблицу умножения, и, если бы её ещё не было, это открытие увековечило бы Костино имя; в восемь лет он решал сложные задачи; в десять собрал радиоприёмник, а в двенадцать — стереопроигрыватель. Он родился специально для физико-математической школы. То, над чем другие сидят часами, Косте даётся сразу. Задача только пишется учителем на доске, а у Кости уже готово решение!
Когда Костя уходил спать, мама, папа и бабушка шептались на кухне:
— Наш мальчик будет великим математиком.
— Да, у него большое будущее.
— Ему надо дать настоящее домашнее образование, — говорила мама. — В школе ведь совсем не то.
— У них, я знаю, читают высшую математику, — пытался быть разумным папа. И тут же добавлял: — Впрочем, в классе тридцать человек, пока растолкуют одному… Знаешь, Катя, у меня есть знакомый профессор…
Бабушка с удовольствием поила профессора чаем, подкладывала ему пирожки. Подперев сухонькими кулачками подбородок, не мигая, слушала внука, отвечавшего на вопросы профессора.
— Боюсь, я не пригожусь вам, — после длинного и томительного для родителей часа сказал, наконец, профессор. — Им превосходно дают математику. А мальчик ваш…
Тут папа и мама увели профессора к себе, чтобы не испортить Костю. А Костя набросился на бабушкины пироги.
Единственным огорчением был Костин рост.
— Неужели он таким маленьким и останется? — сетовала мама. — Ведь пятнадцать уже исполнилось.
Папа усмехался:
— Я тоже маленький, а ты вот пошла за меня, Впрочем, — папа хитро поглядывал на неё, — большинство великих людей, Катя, были маленькими: Пушкин, Лермонтов, Эйнштейн… — Папа вдохновился. — Я ведь тоже не из последних, правда? Как-никак руковожу лабораторией. К тому же Костя у нас красивый.
— Реснички-то! — улыбалась бабушка. — Только родился, я сразу поняла: особенный он у нас! Встречаются реснички-то — верхние с нижними, прячут глазки.
— Ну вот что, отец, — сказала строго мама, расчёсывая на ночь свои длинные волосы, — математик должен знать язык, чтобы свободно читать международные журналы. А школа-то математическая! Нужно учителя брать. Давай, Коля, думай.
Бабушка попыталась защитить внука:
— Куда ещё лишние занятия? Некогда ему. Не ночью же заниматься.
— Поменьше будет болтаться с ребятами! — категорично отрезала мама. — Пусть бросит факультативы. Зачем ему, например, философия? Или древнерусская литература. Помешался он на этой литературе. Одни книжки, лекции дурацкие. А он мате-ма-тик.
Костя с радостью согласился заниматься английским, но только вместе с ребятами.
Он жил сияя. И сиял, бегая с одного факультатива на другой, а с факультативов на английский.
Мама сокрушалась:
— Нагрузка какая! Не спит ребёнок совсем.
Бабушка ежедневно пекла любимые Костины пироги с капустой. Папа успокаивал маму:
— Вспомни, Катя, мы тоже с тобой мало спали… И ничего.
Что же будет с ними, если Костя умрёт? И я заставила себя думать о Косте так, словно с ним ничего не случилось. В самом ли деле он так счастлив, как думают родители? В Торопе он вовсе не весел, наоборот, подавлен и мрачен.
Сегодня в лесу что-то пытался объяснить Даше, а Даша пошла от него прочь. Может быть, даже обидела его?
Но не от обиды же бывает тридцать девять и восемь.
— Он хлюпик, трус, размазня, — повторяет Даша назойливо, — вот уж не думала…
— А ты, Даша, жестокая, — вырывается у меня. — Очень жестокая. Не всегда человек может сам с собой справиться и вынужден просить помощи у людей.
Холод идёт изнутри, обволакивает всё тело. Сотнями ледяных обжигающих игл колется песок. Ноги проваливаются, вязнут, разъезжаются.
— Ну как, правда, отлично? — Олег идёт рядом, стрижёт фонарём холмы песка.
Теперь Даша впереди всех. И невольно я прибавляю шаг.
Что-то говорила Даша о Геннадии…
— Олег! — окликаю я. — Тебе нравится Геннадий? — вдруг вырывается вопрос, который не имеет права задать ученику педагог.
— Очень мил. — Олег замолкает. Приноравливается к моему кланяющемуся шагу, тоже начинает проваливаться. Наконец говорит медленно, взвешивая каждое слово: — Его лозунг, его кредо: «Жизнь одна, раскручивай её на полную катушку! Развлекайся любыми способами». Он любит производить эксперименты над живыми людьми. — Олег останавливается, словно удивляясь тому, что сказал, и резко добавляет: — Не для меня приятель. — И тут же бежит вперёд, размахивая кедами, почти не касаясь песка.