Пестрые истории
Шрифт:
С теми словами он бросил подвязку в раствор; и в самом деле, когда лакей вернулся домой, боли у раненого утихли. По прошествии пяти дней рана полностью затянулась, больной совершенно выздоровел.
«А ведь я совсем не притрагивался к ране», — сказал сэр Кенельм Дигби.
В этой мудрой сдержанности и таился секрет успеха.
Еще один, самый изобретательный из видов хирургических вмешательств, ринопластику,тоже впрягали в телегу симпатической теории. Впервые его применил сицилиец Бранка в 1450 году. Великая нужда была в таких операциях, потому что очень многие оставались без носа: по тамошней моде из ревности
Метод Бранки состоял в том, что он срезал рубец на месте былого носа и поднимал кожу требуемой площади на предплечье, затем складывал вместе обе раневые поверхности, подвязав руку к голове пациента. Эту повязку следовало носить в течение сорока дней, пока живое мясо не срасталось. Тогда следовала на редкость хитроумная и искусная пластическая часть операции:врач из сросшегося воедино куска мяса вырезал и формовал нос.
Позднее этот метод был усовершенствован, его признанным мастером стал Тальякоцци [194] , ассистент Болонского университета. (Его научная диссертация вышла в 1597 году.) Скульптурный портрет, установленный в анатомическом театре университета в Болонье, изображает его держащим в правой руке отрезанный нос. Его ученики говаривали, что он мог даже Абеляру вернуть его былые возможности [195] .
194
Тальякоцци Гаспаро (1546–1599) — знаменитый итальянский хирург, профессор анатомии и хирургии в своем родном городе Болонье. Имел репутацию замечательного лектора. Его слава хирурга основана прежде всего на его удивительной способности восстанавливать поврежденные органы, в частности носы. Его хирургический метод вошел в историю медицины под наименованием «метод Тальякоцци». Автор нескольких медицинских трактатов. — Прим. ред.
195
Абеляр Петр (1079–1142) — французский богослов и философ. Был оскоплен своими врагами. Свои злоключения описал в автобиографической «Истории моих бедствий», ставшей памятником мировой литературы. — Прим. ред.
Симпатическое поветрие не оставляло в покое даже этого прекрасного человека, связывая с его именем всевозможные сказки.
Один брюссельский аристократ где-то оставил свой нос и поехал в Болонью к Тальякоцци. Богат был, не хотелось ему жертвовать собственной кожей. Подговорил одного бедного работягу за хорошие деньги одолжить ему свою руку. Операция прошла успешно, меценат-бельгиец довольный поехал домой с новеньким носом.
Нос работал безупречно, сопел, точно трубка, никаких неприятностей с ним не было целый год. А потом потихоньку стал сдавать. Начал простужаться, часто выглядел каким-то бескровным, а потом стал отмирать и в один прекрасный день, окончательно порвав о своим новым хозяином, вовсе отвалился.
Весть об этом пришла в Болонью с нарочным, профессор проверил, в чем же тут загвоздка, и выяснилось, что в тот самый час, когда нос отвалился в Брюсселе, в Болонье умер тот самый работяга, что предоставил для операции свою руку.
Бельгийский аристократ опять лишился носа, зато наука праздновала победу: симпатическая связь между двумя кусками мяса послужила причиной того, что нос был вынужден разделить судьбу всей руки.
Нам стоило бы оплакивать не только утрату полезных изобретений древних. Изобретение одного польского врача XVII века тоже погрузилось во мрак забвения, к великому сожалению человечества.
Речь идет о его оригинальном светильнике: в нем сгорало не масло, а особым способом разбавленная кровь человека.Благодаря явлению симпатии светильник сохранял связь с донором, предоставившим свою кровь; все перемены в состоянии его здоровья и настроения можно было читать по характеру горения самого светильника. В случае его заболевания пламя то слабело, то усиливалось, смотря по тому, ухудшалось или улучшалось состояние донора. Если он был в добром настроении, язычок пламени весело колыхался, если хандрил или отчаивался, фитилек соответственно этому поникал. А если приходило неизбежное, то и лампа, следуя за ним, угасала.
Жаль такое умное изобретение. Врачи могли бы извлечь из него большую пользу. Без него могли бы возникать сомнения, больной на самом деле умер или только притворяется.
Но шутки в сторону. Симпатическая теория сделала первый практический шаг к беспроводному телеграфу.
Скажем так, два близких друга вынуждены на долгое время расстаться. Письма идут долго, но, оказывается, есть способ для непосредственного общения, буквально одномоментного.
Способ этот заключается в обмене кровью.
Каждый из них делает себе надрез на руке и струящуюся кровь переливает в рану друга. Вот и все. Меж зарубцевавшимися ранами, вследствие обмена кровью, возникает симпатическаясвязь. Так что если одного из них уколоть иглой, другой в тот же момент это тоже почувствует, даже если их разделяют сотни миль. Значит, им больше не потребуется ничего иного, как условиться о системе знаков, и они смогут с разных концов земли передавать друг другу сообщения.
Это изобретение не утеряно, любой может попробовать.
Симпатическую теорию развивающаяся наука, правда, отвергла, но в середине XIX века та опять заявила о себе. Да еще получила самое широкое освещение, на страницах парижской «La Presse».
Эта газета первой осуществила идею при низкой подписной цене резко увеличить тираж выпуска и снизила обычную плату — 80 франков — наполовину. Количество подписчиков значительно увеличилось, и если уж изобретателю улиточного телеграфа поручили вести рубрику «Редакционный портфель», то это означало, что об изобретении раззвонили на всю Францию.
Словом, в № 25 и 26 «La Presse» за 1850 год появилась пространная статья известного деятеля Жюля Алликса. Этот Алликс был одним из парижских отцов города, пожизненным депутатом, политиком, заодно воинственным борцом в защиту религии, — личностью общепризнанной.
Содержание статьи, как и карьера самого автора, так же смутно. Попробую выделить ее суть.
Два изобретателя, француз Бенуа д'Эро и американец Биат-Кретьен, с помощью автора статьи раскрывают широкой публике новый способ передачи мыслей.
Он основан на явлении симпатии.
Известно, что это одна из движущих сил вселенной. Человек есть существо симпатическое,доказательством тому — свободная от чувственности чистая любовь,которая влечет друг к другу оба пола. Изобретатели исходили из того, что точно такая же симпатия господствует и среди улиток,с той только разницей, что улитка может иметь симпатическую связь одновременно со многими другими улитками.