Пестрые истории
Шрифт:
Тому же Гонелле молва приписывает другую, куда более серьезную проделку. Герцога четыре дня мучил жар. В ту пору существовало поверье, будто все хвори вернее всякого лекарства лечит неожиданный испуг. Вот Гонелла и придумал: во время прогулки вдоль берега реки неожиданным толчком в спину столкнул герцога в воду. И побежал из Феррары, не останавливаясь аж до самой Падуи. Но услышав, что герцог и в самом деле выздоровел, все же вернулся. Там его, однако, схватили за ухо и потащили в суд. Приговор был строг — смерть. И повели бедного шута на казнь, завязали глаза, положили голову на плаху. Но тут вышел поворот: по приказу герцога палач не топор обрушил на него, а вылил
Наряду с умными дураками большим спросом пользовались разные уродцы — с лица и телом. Своим нелепым видом и убогой угловатостью они вызывали смех. Таким, должно быть, был дурачок Габора Бетлена. По старинным описаниям, звали его Судья Михай и был он «поелику дурен с лица». На свадебных празднествах Габора Бетлена ему тоже пришлось показать свое искусство. Это происходило так: разыгрывали пародию на рыцарский турнир, он ломал копья с другим дурачком по имени Черкес. Можно себе представить, с каким восторгом находившие особое удовольствие в грубых развлечениях господа наблюдали за схваткой двух уродцев. О результате автор хроники вспоминает: «Победа стала Черкесова, возле носа удар настиг Судью Михая, который более дурен тем самым стал».
Царь Петр Великий тоже любил шутки, а чтобы шутки не иссякли, держал при дворе даже не одного, а сотнюшутов и уродцев. По большей части это были юродивые или бесформенные человеческие уродцы. Однако в их списке попадались все больше громкие имена: капитан Ушаков, граф Апраксин, князь Волконский и прочие. И это были не прозвища какие, забавы ради. В шапки с бубенцами и ослиными ушами, да в шутовские наряды царь в наказание за провинность облачал настоящих офицеров, графов и князей. Ежели кто из придворных согрешил или не склонил головы, царь отдавал того в придворные шуты. От какого бы древнего, столбового рода ни происходил, какой бы высокий чин ни носил, — напяливали на его голову шутовскую шапку, а затем знай выделывай те же унизительные коленца, что и самые подлые из дураков, коли не хочешь поплатиться жизнью.
С совершенствованием вкуса шуты при феодальных дворах полиняли. Их простоватые затеи уже не имели прежнего эффекта. Официальный чин шута исчез. Теперь уже только на подмостках сцены он продолжал жить тенью былого. Вместо шута примерно в XVIII веке при немецких княжеских дворах появилась новая фигура — советник по увеселениям.Этим странно-парадным чином удостаивали ученых мужей, которые в угоду княжьей милости опускались до уровня парасита. Их задачей было заботиться об увеселении гостей на пирах, даже ценой собственного унижения.
Мне известно об одном венгерском советнике по увеселениям, его звали Дьердь Вида. Вообще-то он был адвокатом, но претендовал на большее и пошел в шутники-затейники к Ми-хаю Телеки. И достиг-таки своей цели, став лейтенантом, что в те времена, в конце XVII века, было весьма почетно. Вида не был параситом, не строил из себя паяца, скорее из других делал посмешище. О его проказах говорит один стихотворный сборник. Конечно, в наши дни шут имел бы меньше успеха, как о том свидетельствует следующий пример.
Когда представители разных сословий страны направились в зал заседаний, он высмотрел одного помещика по имени Бенедек Шереди и стал строить за его спиной ослиные уши. Шутка сия, судя по стихотворению, имела большой успех:
За спиною Шереди Вида стоял, РукамиШереди не мог понять причины смеха, пока не вошли в зал заседаний.
Наконец, пригласили всех, И, проходя, хохотали, Оборотился Шереди: видя смеха причину, Крепкого дал тумака в видину спину.Но тут на бедного Шереди опять обрушился взрыв смеха, потому как если кто ударит человека благородного в зале заседаний, тот обязан уплатить большой штраф.
Вида у главного тут же печать испросил И двести форинтов у Шереди взять не забыл.Надо признать, что строить ослиные уши сегодня едва ли достигает уровня школьных шуточек. Но тот юмор, по крайней мере был невинным, не то что грубые, неотесанные шутки иной клоунады.
Кунц фон дер Розен был придворным забавником императора Максимилиана I. Император так любил его, что просто не мог жить без него. Одной из его затей была охота слепых на свинью.Дело происходило в Аугсбурге. Он велел привязать к жерди толстенного хряка, собрал со всего города слепых и объявил им условия охоты: каждый получает дубину, и по знаку «Начинай!» наступает на свинью, кто ее забьет, тот и получит ее в дар от императора. Ох, и веселье же было, когда слепцы в толкотне вместо свиньи дубасили друг друга. Император чуть не лопнул со смеху.
Гонелла тоже славно подшутил над тремя слепцами, побиравшимися на церковной паперти. Он подошел и ласковым, участливым голосом обратился к ним: «Вот вам талер, нет у меня мелочи, поделите меж собой». Но… не дал им ничего.Отошел с компанией и со стороны стал наблюдать, что-то будет дальше. А то и стало, что слепые заподозрили друг друга в утайке злополучного талера. «У кого он? — У меня нет. — Он у тебя. — Он мне не давал. — Врешь! — Ты сам врешь!» — и так все громче и громче. От криков и оскорблений перешли к тумакам, самым отвратительным образом вцепились друг другу в волосы и славно отдубасили друг друга к великой радости Гонеллы и его приятелей.
Хозяин Гонеллы, герцог Феррарский Борсо, был не только большим любителем шуток, но и сам, как мы видели по ложному смертному приговору, любил подшутить. Эта его склонность увековечена в одной из феррарских пословиц. Если кто-то начинал сверх меры дурачиться, его останавливали так: Non 'e рі`u il tempo del Duca Borso.Живем, дескать, не во времена герцога Борсо.
Однажды Гонелла прибыл во дворец верхом и привязал лошадь в конюшне герцога. Узнав об этом, герцог придумал очень остроумную шутку: он приказал отстричь хвост его лошади под самый корешок.Гонеллу при виде обкорнанной лошади обуял гнев, в гневе он сделал ответный ход: подрезал верхнюю губугерцогским мулам. Когда его за ухо привели к взбешенному герцогу, он попросил его только об одном — пройти с ним в конюшню.