Пьесы (сборник)

Йейтс Уильям Батлер

По праву – да, но Медб тут ни при чем, И воины ее меня не знают, Из Маха серый конь, в бою убитый, Вновь появился, выйдя из воды, Живой как будто, обошел три раза Вокруг тебя и камня, а потом Опять ушел под воду, и никто Из всех ни шагу не посмел ступить, Кроме меня.

КУХУЛИН.

Ну, у тебя есть право.

АЙФЕ.

Старуха я теперь,

и, чтоб ты, силы Возвратив себе, не вырвался на волю, Я к камню крепко привяжу тебя Своею шалью.

КУХУЛИН.

Не порви ее. Прекрасны твои шали. Помню ту, Что золотом сверкала.

АЙФЕ.

Я забыла.

Связывает Кухулина шалью.

КУХУЛИН.

Зачем тебе лишаться этой шали? Ведь, много крови потеряв, ослаб я.

АЙФЕ.

Боялась я тебя, но вот связала И больше не боюсь… Как бился сын мой?

КУХУЛИН.

Со временем он мог бы стать искусней, Но лучше? Нет!

АЙФЕ.

Слыхала, ты не знал, Как мальчика зовут, но Айфе он Тебе напомнил, и стать другом ты Хотел ему, да Конхобар был против.

КУХУЛИН.

Да, против. Конхобар велел сражаться. В тот день я в верности ему поклялся И клятве изменил, сказал о сходстве, Но кто-то речь завел о колдунах, И я решил, что сходство – их работа, Мы стали драться, я убил его, Потом сошел с ума и с волнами Сражался.

АЙФЕ.

Я была непобедима, А ты забрал мой меч, меня же бросил Одну в горах, но я тебя нашла, Я девою легла с тобою рядом И ненависть узнала, как ушел ты, И поклялась убить тебя во сне, Но сына ночью родила меж черных Двух тёрнов.

КУХУЛИН.

Я тебя не понимаю.

АЙФЕ.

Умрешь ты скоро! Идет к нам кто-то. Селянин, верно. Он тебя увидит И, беззащитный, содрогнется в страхе. А я исчезну, правда, я еще Кое о чем тебя спросить хочу.

Айфе уходит. Появляется Слепец из пьесы «На берегу Байле». Он водит вокруг себя палкой, пока не находит камень, тогда кладет палку на землю, наклоняется, касается рукой ноги Кухулина, ощупывает его ноги.

СЛЕПЕЦ.

Ой! Ой!

КУХУЛИН.

Я помню, ты – слепой СТАРИК.

СЛЕПЕЦ.

Слепой старик, БРОДЯГА. Да. А ты кто?

КУХУЛИН.

Я –

Кухулин.

СЛЕПЕЦ.

Болтают, ранен ты. Когда сражался ты на Байле-бреге, Стоял я между Дураком и морем. Твои запястья связаны по-женски. С утра я тут брожу с моею палкой, Потом услышал голоса, просить стал, Потом узнал, что я в шатре у Медб, Мне приказал, по голосу, верзила, Чтоб Кухулина голову принес В мешке, и мне дадут двенадцать пенсов. Я взял мешок на кухне возле двери, И мне сказали, где тебя искать, Не думал обернуться я до ночи, Ан нет, счастливый выпал мне денек.

КУХУЛИН.

Двенадцать пенсов!

СЛЕПЕЦ.

Я б не согласился, Не прикажи мне королева Медб.

КУХУЛИН.

Двенадцать пенсов! Это ль не причина, Чтобы убить? А нож ты наточил?

СЛЕПЕЦ.

Нож острый, им всегда я мясо режу.

Кладет мешок на землю, после чего начинает ощупывать тело Кухулина, поднимаясь все выше и выше.

КУХУЛИН.

Тебе, Слепец, должно быть, все известно. То ль мать, то ль няня говорили, будто Слепцы все знают.

СЛЕПЕЦ.

Нет. Берут чутьем. Иначе денег не видать бы мне За голову твою.

КУХУЛИН.

Летит вон там То нечто, чем я стану, умерев, Моей души первообличье вижу, Пушистое и славное на редкость, И странное для воинской души, Тем более моей.

СЛЕПЕЦ.

Ну вот, плечо. Вот шея. Ой! Ой! Как ты, Кухулин?

КУХУЛИН.

Как я? Пожалуй, петь охота.

На сцене гаснет свет.

СЛЕПЕЦ. Ой! Ой!

Слышится мелодия флейты и барабана. Занавес падает. Музыка стихает по мере того, как поднимается занавес над голой сценой. На ней никого нет, кроме женщины с вороньей головой. Это Морригу. Она стоит ближе к заднику. В руках у нее черный параллелограмм величиной с человеческую голову. Возле задника еще шесть таких параллелограммов.

МОРРИГУ.

Я говорю для мертвых. Мне внемлите! Вот Кухулина голова. Вот шесть Других – тех воинов, что нанесли Ему шесть ран смертельных. Юный воин Его ударил первым, а вторым Любовник королевы Медб последний, Владевший ею лишь однажды. Были Четвертым, третьим сыновья ее — Из храбрых храбрецы. А двое прочих Вниманья нашего не заслужили, Ведь Кухулин уже едва не падал. Всем Конал отомстил. Эмер, твой танец.