Пьесы. 1889-1891
Шрифт:
Лебедев. Голубушка моя, дитя мое единственное, послушай старого отца. Откажи ему!
Саша (испуганно). Что ты, что ты!
Лебедев. Право, Шурочка. Скандал будет, весь уезд языками затрезвонит, но ведь лучше пережить скандал, чем губить себя на всю жизнь.
Саша. Не говори, не говори, папа! И слушать не хочу. Надо бороться с мрачными мыслями. Он хороший, несчастный, непонятый человек; я буду его любить, пойму,
Лебедев. Не задача это, а психопатия.
Саша. Довольно. Я покаялась тебе, в чем не хотела сознаться даже самой себе. Никому не говори. Забудем.
Лебедев. Ничего я не понимаю. Или я отупел от старости, или все вы очень уж умны стали, а только я, хоть зарежьте, ничего не понимаю,
Те же и Шабельский.
Шабельский (входя). Черт бы побрал всех и меня в том числе! Возмутительно!
Лебедев. Тебе что?
Шабельский. Нет, серьезно, нужно во что бы то ни стало устроить себе какую-нибудь гнусность, подлость, чтоб не только мне, но и всем противно стало. И я устрою. Честное слово! Я уж сказал Боркину, чтобы он объявил меня сегодня женихом. (Смеется.) Все подлы, и я буду подл.
Лебедев. Надоел ты мне! Слушай, Матвей, договоришься ты до того, что тебя, извини за выражение, в желтый дом свезут.
Шабельский. А чем желтый дом хуже любого белого или красного дома? Сделай милость, хоть сейчас меня туда вези. Сделай милость. Все подленькие, маленькие, ничтожные, бездарные, сам я гадок себе, не верю ни одному своему слову…
Лебедев. Знаешь что, брат? Возьми в рот паклю, зажги и дыши на людей. Или еще лучше: возьми свою шапку и поезжай домой. Тут свадьба, все веселятся, а ты – кра-кра, как ворона. Да, право…
Шабельский склоняется к пианино и рыдает.
Батюшки!.. Матвей!.. граф!.. Что с тобою? Матюша, родной мой… ангел мой… Я обидел тебя? Ну, прости меня, старую собаку… Прости пьяницу… Воды выпей…
Шабельский. Не нужно. (Поднимает голову.)
Лебедев. Чего ты плачешь?
Шабельский. Ничего, так…
Лебедев. Нет, Матюша, не лги… отчего? Что за причина?
Шабельский. Взглянул я сейчас на эту виолончель и… и жидовочку вспомнил…
Лебедев. Эва, когда нашел вспоминать! Царство ей небесное, вечный покой, а вспоминать не время…
Шабельский. Мы с нею дуэты играли… Чудная, превосходная женщина!
Саша рыдает.
Лебедев.
Шабельский. Паша, когда солнце светит, то и на кладбище весело. Когда есть надежда, то и в старости хорошо. А у меня ни одной надежды, ни одной!
Лебедев. Да, действительно тебе плоховато… Ни детей у тебя, ни денег, ни занятий… Ну, да что делать! (Саше.) А ты-то чего?
Шабельский. Паша, дай мне денег. На том свете мы поквитаемся. Я съезжу в Париж, погляжу на могилу жены. В своей жизни я много давал, роздал половину своего состояния, а потому имею право просить. К тому же прошу я у друга…
Лебедев (растерянно). Голубчик, у меня ни копейки! Впрочем, хорошо, хорошо! То есть я не обещаю, а понимаешь ли… отлично, отлично! (В сторону.) Замучили!
Те же, Бабакина и потом Зинаида Савишна.
Бабакина (входит). Где же мой кавалер? Граф, как вы смеете оставлять меня одну? У, противный! (Бьет графа веером по руке.)
Шабельский (брезгливо). Оставьте меня в покое! Я вас ненавижу!
Бабакина (оторопело). Что?.. А?..
Шабельский. Отойдите прочь!
Бабакина (падает в кресло). Ах! (Плачет.)
Зинаида Савишна (входит, плача). Там кто-то приехал… Кажется, женихов шафер. Благословлять время… (Рыдает.)
Саша (умоляюще). Мама!
Лебедев. Ну, все заревели! Квартет! Да будет вам сырость разводить! Матвей!.. Марфа Егоровна!.. Ведь этак и я… я заплачу… (Плачет.) Господи!
Зинаида Савишна. Если тебе мать не нужна, если без послушания… то сделаю тебе такое удовольствие, благословлю…
Входит Иванов; он во фраке и перчатках.
Те же и Иванов.
Лебедев. Этого еще недоставало! Что такое?
Саша. Зачем ты?
Иванов. Виноват, господа, позвольте мне поговорить с Сашей наедине.
Лебедев. Это непорядок, чтоб до венца к невесте приезжать! Тебе пора ехать в церковь!