Пьесы. Статьи

Кручковский Леон

Ф а н ш е т т а. Нет. Нет.

Т у р т е р е л л ь (за спиной офицера, обращаясь к нему и к Рут). Там ее отец, среди этих семерых… Страшное несчастье, господа…

Офицер смотрит на него, разводит руками.

Р у т (вдруг встает, твердым шагом идет в глубину комнаты). Минутку, ефрейтор. Вместо этой девушки пойду я.

О ф и ц е р (встает, рассерженный). Вы с ума сошли, Рут?

Р у т (решительно).

Я хочу это видеть, майор. Должна это видеть. Пойдете со мной?

О ф и ц е р. Но это глупо, Рут!

Р у т. В таком случае я иду одна. Только скажите ефрейтору, Чтобы уходил отсюда.

Е ф р е й т о р (сбитый с толку). Если господин майор прикажет…

Офицер жестом дает понять ефрейтору, чтобы он оставил в покое Фаншетту.

Е ф р е й т о р (вытягивается, отдает честь, поворачивается к Туртереллю). Лос! Лос! Выходи!

Выходит Т у р т е р е л л ь, за ним е ф р е й т о р. Фаншетта стоит неподвижно, глаза закрыты. К ней подходит Рут, глядит ей в лицо. Фаншетта открывает глаза, обе смотрят друг на друга.

Ф а н ш е т т а (пораженная). Зачем вы туда идете? Для чего?

Р у т (с беспокойством). Я не могу вам это объяснить. Да и не знаю, поймете ли вы меня.

Ф а н ш е т т а. Вы злая, жестокая женщина.

Р у т. Но почему же? Я никому не сделала и не делаю зла.

Ф а н ш е т т а (с мукой). Прошу вас, оставьте меня…

О ф и ц е р. Рут, это, наконец, бессмысленно!

Р у т (возбужденно). Все бессмысленно! Все! А вы прескучный человек, майор! (Фаншетте.) До свидания, мадемуазель! (Поворачивается к майору.) Идемте, проводите меня.

Выходят. Фаншетта с минуту неподвижно смотрит им вслед, затем медленно, как автомат, идет к двери, останавливается перед нею, головой и руками прижимаясь к стеклу; падает на пол.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Холл в загородном доме профессора Зонненбруха в Геттингене. В глубине с левой стороны деревянная лестница, ведущая на втором этаж. Рядом с лестницей, по правую сторону, широкая стеклянная дверь, открытая на террасу с видом на сад. В левой боковой стене дверь в переднюю к парадному подъезду, возле двери столик с телефоном. В правой стене дверь в столовую и другие комнаты. В углу, образованном изгибом лестницы, маленький круглый столик и легкие дачные кресла. Вдоль стен полки с кустарной керамикой. У правой стены, ближе к авансцене, камин, над ним зажженная электрическая лампа на кронштейне. Шестой час вечера. В саду начинает смеркаться. Перед открытой дверью на террасу Л и з е л ь, в темном платье, сидит в кресле, смотрит в сад; мало заметная со стороны зрительного зала, она, кажется, не существует для окружающего, так же как и окружающее для нее. На переднем плане, у камина, Б е р т а. Уже несколько лет неподвижная из-за паралича ног, она сидит в своем кресле-самокате, одетая в несколько старомодное вечернее платье, просматривает газету, но заметно, что чего-то или кого-то ждет.

На столике кофейный сервиз, бутылка коньяку, рюмки и тарелка с яблоками. Из столовой выходит Р у т, в домашнем платье, с кофейником в руке, идет к столику, Наливает кофе в чашку. Следом за ней выходит З о н н е н б р у х, в темном костюме, в очках.

З о н н е н б р у х. Побольше кофе, Рут!

Р у т. Только одну чашку, папа. Не забывай о вечере. Да. И одну рюмку коньяку. (Хочет налить.)

З о н н е н б р у х (останавливает ее, рассматривает бутылку). Где ты это достала?

Р у т. От меня подарок тебе, папа. Привезла из Франции.

З о н н е н б р у х. Привезла из Франции? (С вежливой решительностью.) Благодарю за то, что ты вспомнила обо мне, но… возьми это назад.

Р у т. Почему? Ты ведь всегда любил немного коньяку в кофе?

З о н н е н б р у х. Всегда любил, но теперь не хочу. Запомни это, Рут. Теперь ничего не хочу о т т у д а.

Р у т. Но это чудачество, папа. Не понимаю тебя.

Берта опускает газету, смотрит на них.

З о н н е н б р у х. Мне очень жаль, что ты не понимаешь. Во всяком случае, убери это, а взамен, если уж ты так добра, принеси из буфета орехового ликера. Ну, ступай, ступай, дитя мое.

Р у т, пожимая плечами, смотрит на Берту, уходит с бутылкой.

Б е р т а. Ты мог бы быть немного деликатнее, Вальтер. Иногда ты поступаешь бессердечно. Бедняжка Рут, посмотрел бы ты, какое у нее было несчастное лицо!

З о н н е н б р у х (негромко, сдерживая раздражение). Ты хорошо знаешь, Берта, я не хочу иметь ничего общего со всем этим, ничего общего. Ни с тем, что они там делают, ни с тем, что они оттуда привозят. Ничего общего, понимаешь, Берта?

Б е р т а. Перестань! Противно слушать, что ты говоришь! В лучшем случае это можно назвать чудачеством и педантизмом.

З о н н е н б р у х. Я честный немец, Берта. Может быть, Рут не отдает себе отчета в этих вещах, у нее были, конечно, самые лучшие намерения, тем не менее мне очень неприятно.

Б е р т а. Тебе неприятно все, чем живет сегодня каждый истинный немец. Все, во что мы верим и что любим. Нет, не будем лучше говорить об этом. Пей кофе, Вальтер, он, наверно, уже остыл.

Р у т возвращается с бутылкой ликера, молча наливает в рюмку.

(Говорит из-за газеты.) Подумать только, Вальтер, что сегодня ты празднуешь тридцатилетие своей деятельности, которая принесла тебе признание и уважение всей Германии! Боже, что было бы, если бы твои мысли стали известны людям!

З о н н е н б р у х. Я держу свои мысли исключительно для себя.

Б е р т а. Спасибо хоть за это! Было бы еще лучше, если бы ты не поверял их даже нам, своим близким.