Пьесы
Шрифт:
Он. Или разговариваешь с грузинами.
Она. С большими копытами! Ха-ха-ха! Молодец, не забываешь меня уничтожать. Значит, я ей стучу… И вдруг я понимаю: она ведь не может проснуться… Потому что ее зовут Фортинбрас! Ей еще (выразительно ) рано! (Шепотом.) Фортинбрас в «Гамлете»… приходит в самом конце, когда уже все… (помолчав ) мертвы. Фортинбрас приходит — после… Ха-ха-ха!
Он вдруг бросается к окну нелепо пытается открыть. Окно не открывается.
Какой
Он по-прежнему и тщетно пытается открыть.
Ключа ты все равно в темноте не увидишь! Прыгать отсюда высоко… А-а! Ты хочешь крикнуть в окно о помощи? Знаешь, я как-то кричала о помощи прямо из этого окна…
Он. Почему-то… душно…
Она (небрежно). Это — кажется. Да, жаль, что я заколотила это окно… Но выхода не было… Понимаешь, окно вызывало у меня ассоциации с тем криком о помощи… И когда я вернулась из больницы — его забили.
Он (взял себя в руки). Послушай, что ты хочешь от меня?
Она (будто не слыша). Кстати, это была такая забавная история с окном… Тебе, как драматургу, создавшему мой образ… Ха-ха-ха… Просто необходимо ее знать. Все произошло, когда я по твоей милости оказалась в «офсайде». И тогда я попыталась тебе изменить в первый раз.
Он. Очень интересные воспоминания. Повторяю: что ты хочешь от меня?
Она (продолжает, будто не слышит вопроса). Он был живописец. Художник Витя. Такой чуткий. Я, когда познакомилась с ним, сразу поняла: Витя-художник — человек моей судьбы! Хотя я очень волновалась, все-таки… первая измена… Чтобы убить угрызения совести, мы пошли в ресторан. Я тогда еще не любила пить.
Он. До клумбы еще далеко было…
Она. Браво! На чем я остановилась?
Он. Ты очень волновалась…
Она. Но он все понял: такой деликатный — Витя-художник! И вот выходим мы из ресторана.
Он. Платила, конечно, ты?
Она. Тогда еще платила не я. Это теперь, когда я феминистка, я принципиально плачу за мужчин. И если мужчина мне обходится больше десятки, я его ненавижу, а если меньше — я его презираю! Ха-ха-ха! И вот выходим мы с Витей-художником из ресторана, ловим такси, ехать домой, в наш чертов квартал одинаковых домов, — изменять тебе! Такси, естественно, нет… Поэтому плетемся от метро пешком — и вдруг у самого дома он говорит: «А где твоя косынка?» Ну — чуткий! Чуткий! Вижу, потеряла! А он говорит: «Ничего, я отыщу твою косынку». Страшно деликатный… Ну — художник! А я рада-радешенька: думаю, пока Витя будет искать косынку, я переоденусь и, главное, морально подготовлюсь к измене. И вот я поднимаюсь к себе… и жду, жду… А Вити — нету. Я жду! А Вити — нету! Я жду, жду! И нету… А он даже моего телефона не знает!
Он. Ну понятно, на улице познакомились!
Она (будто не слыша). И тут я понимаю, что он — моя судьба — заблудился! Он, Витя-художник, мне предназначенный, — заблудился! Эти одинаковые, чертовы дома! А он такой… деликатный! Где ж ему меня найти! И тогда я открываю окно
Он. Представляю, как он бежал! Со всех ног!
Она. Ты тоже так думаешь? Ты думаешь, что во мне есть что-то такое, отчего от меня все бегут? Нет, ты врешь! Он был… деликатный! Человек моей судьбы! Витя! Художник… И вообще, никто от меня не бегает… Вон в библиотеке в прошлый вторник ко мне подошел знакомиться морской офицер. Очень интеллигентный. «Давайте встретимся с вами после чтения… Назначайте где». А у меня в библиотеке подруга работает, Котляр Галина — в двести восьмой комнате, в библиографическом кабинете… «Хорошо, — говорю, — давайте у двести восьмой комнаты в шесть часов». Думаю, это место-то я знаю… здесь я его точно не потеряю. Ну, я еще тогда не была феминисткой, поэтому для женственности опоздала на десять минут… Боже! Чего мне это стоило! Прихожу… Ужас! Никого! Оказывается, кабинет перевели и в двести восьмой теперь туалет! И на дверях туалета я нашла приколотый лист бумаги: «А вы, однако, шутница». Ха-ха-ха. (Тем же тоном) Значит, что я хочу от тебя? Фортинбрас — спит… Поэтому я… Я хочу сыграть с тобой несколько сцен… Всего несколько сцен… с тобой!
Он. Каких сцен! Каких сцен!
Она. Ну, боже мой, из твоей пьесы, конечно… Из твоей пьесы про убийство…
Он. Опять! Какое убийство? Где ты нашла там убийство?
Она. Почему ты заладил по два раза все противно повторять! Ну что за манера? Короче, ты должен сыграть со мной… Это будет справедливо: ты — будешь играть себя. И я — себя…
Он молчит.
У меня запрятан в потайном местечке второй ключик от двери. Всего каких-нибудь четыре сценки — и ты его получишь. Ха-ха-ха!..
Он молчит.
Решайся! Понимаешь, я очень устала… оттого, что Мариша все время играет мужчин… У нас получается какой-то театр кабуки. Дамы играют кавалеров! А так хочется настоящего партнера… И вот наконец-то! Пришел ты — партнер, мужчина. Как я соскучилась… по истинной «Лиле». Я все-таки актриса, а не… грибник. Ха-ха-ха!.. Ну! Ну, сыграешь?
Он молчит.
Ха-ха-ха. Я поняла, на кого ты похож… нет, не на сайгака. Ты похож на Альдо Моро, которого захватили террористы! Ха-ха-ха… Я так волнуюсь играть с тобой… просто ужас… В последнее время у меня мало сценической практики…
Он. Хорошо!.. Давай осуществим эту дегенеративную затею! Которая… как…
Она. Как все мои затеи… и так далее!
Он. Хорошо! Я буду играть с тобой в третьем часу ночи.
Она (задумчиво). Мы будем играть… в ожидании Фортинбраса.
Он. Которая никогда не придет…
Она. А разве это важно? Важно ждать… Это так замечательно, когда есть кого ждать. Кстати, мы узнаем заранее о ее приходе. У нее привычка: как только она просыпается — сразу включает магнитофон. Она не может ни секунды без этих диких звуков. Ну, как я в свое время! Ха-ха-ха…