Пьесы
Шрифт:
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Вот здесь мы с Аксиньюшкой моей жили...
ПРАСКОВЬЯ. Жили, Андрей Федорович. Зайди ко мне постного пирожка отведать. Среда, чай. Капустный уж в печи сидит, вынимать скоро.
Андрей Федорович помотал головой.
ПРАСКОВЬЯ. Зайди, голубчик. Я в домишке твоем все на свой лад переставила, горшки и плошки новые купила, а Аксиньюшкины бедным людям раздала. Я скамью большую к бабке Никитишне снесла. Зайди, свет
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. И то. Зайду.
Он шагнул к Прасковье и неожиданно погладил ее обеими руками по плечам.
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Ты, радость, не отчаивайся. Пошлет тебе Бог младенчика.
Ангел кивнул.
ПРАСКОВЬЯ. Не трави душу, Андрей Федорович!
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. А ты молись — и будет тебе младенчик! Крохотный, волосики кудрявые, глазки синенькие... вот такой...
Он показал руками, каков будет младенчик, и прижал было незримое дитя к груди, но вдруг замотал головой.
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Молись, Параша! И я о тебе помолюсь.
Затем он взял со стола, с прикрытого салфеткой блюда, два пирога, сунул их в карман, повернулся и, не благодаря за пироги, не прощаясь, пошел прочь. Ангел, перекрестив Прасковью, — следом.
Поздно ночью в карете возвращалась домой Анета — одна...
АНЕТА. Велено доставить, велено доставить! Да что я — сундук какой, чтобы меня на квартиру доставить?! Я — артистка, я куда хочу — туда и еду... Я сегодня Венеру танцевала, и сама государыня одобрить изволила! А девчонки молодые тонконогие... Дуры они! У итальянок учатся! И итальянки дуры — только и умеют пируэты крутить и антраша отбивать... А что — пируэт? Тьфу — пируэт!..
Она задумалась. Настроение изменилось — побыв во хмелю буйной, она сделалась вдруг плаксивой.
АНЕТА. А как же быть мне теперь? Хотела за государя-императора держаться — где он, государь? На том свете! Понапрасну только позорилась... И булочнику задолжала... и за два новых платья француженке не плачено... Где же денег взять-то?..
Тут ее вдруг на пьяную голову осенило.
АНЕТА. Зна-а-аю! Все знаю! Я понятливая! Меня и в танцевальной школе за понятливость всегда хвалили! Знаю, чьих это рук дело! Аксютка! Вот кто меня сглазил! Вот откуда все пошло!.. Как она тогда на меня глянула?! Да виновата я разве, что ее мужа поветрие прибрало? Да что ж мне теперь — живой к полковнику Петрову в гроб ложиться? Аксютка Петрова меня сглазила! Ванюшка, Ванюшка! Поворачивай! Гони на Петербургскую сторону!
Андрей Федорович не спал — мерил улицы шагами да читал молитву.
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. От сна восстав, полуночную песнь приношу Ти, Спасе, и, припадая, вопию Ти: не даждь ми уснути во греховной смерти...
АНЕТА. Стой, Ванюшка, стой! Бог в помощь, Аксинья Петрова! Все ходишь, бродишь, добрых людей смущаешь? Мы все, грешные, не знаем, как за покойников молиться следует, одна ты знаешь!
Андрей Федорович промолчал.
АНЕТА. Перерядилась да Бога обмануть задумала?! Еретица! Праведница! А глаз-то у тебя злобный! Ванюшка, придерживай! Во лжи ты живешь, Аксинья! Я вот — честно живу, грешу и каюсь, грешу и каюсь! Тебе непременно Бога перемудрить надобно! Грош цена твоей молитве! Тьфу!
Плевок вылетел и повис на штанах Андрея Федоровича, дверца захлопнулась.
АНЕТА. Ванюшка! Теперь — гони!
Пропустив карету, Андрей Федорович нагнулся, зачерпнул горсть жидкой грязи и стер со штанов плевок. Потом обмахнул эту же руку о борт кафтана, прошептал «прости, Господи» и перекрестился.
Где-то меж землей и небом беседовали два ангела. Один — белый, пышнокрылый, другой — в посеревшем одеянии, смахивающем на заношенную ряску, и с такими же, словно закопченными, едва различимыми крыльями.
Ангельская беседа происходила ночью, над головой у коленопреклоненного Андрея Федоровича.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Брось ты ее, не губи себя.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Не могу.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Да как же не можешь? Тебя к ней приставили, что ли?
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Тебя — приставили.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. От меня она отреклась. А тебе-то и вовсе ее беречь не след. Ты знаешь, как ее грех именуется? Гордыня! А ты сам, своевольно, к ней прилепился! Кто через гордыню пострадал и низвергнут был? Вспомни, радость!
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Да помню я... А ты ведь ко мне — неспроста...
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. О тебе волнуюсь. А ты ходишь за ней следом, оберегаешь ее! И добрые дела творишь, а на нее думают! Я знаю, я видел. Куда перышко из крыла прилепишь — там и чудеса творятся. То пожар гаснет, то хворому полегчает! Посмотри, на что похож стал! Прости Господи — как курица недощипанная...
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Я хочу, чтобы в час кончины, даже если кончина прямо сей же миг настанет, совесть ее была чиста...
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Так ты же, ты все творишь!